Прах и камень  - Эрика Адамс Страница 18

– Достаточно!

Рикс хватается рукой за прутья и залезает на клетку, выливая содержимое кувшина на девушек сверху. От этого они на мгновение замирают, а потом припадают к полу клетки, устланному досками, и начинают, опустившись на четвереньки, жадно лакать вино с настила, словно животные, фырча и оглядываясь.

– Насколько сильна их жажда? – Рикс отбрасывает кувшин в сторону и присоединяется ко мне, наблюдая за невестами, потерявшими человеческий облик, – может быть, заставить их вытворять что-то ещё?..

– Достаточно…

Я отворачиваюсь, не в силах наблюдать за происходящим и тем более осознавать, что хрупкие человеческие тела и души бессильны перед его злобной извращённой волей.

– Я могу обратить их животную ярость в страсть, – усмехается Рикс, и животные визги, всхлипы и рычание прекращаются, – смотри.

Рикс обхватывает моё лицо ладонями и поворачивает в сторону клетки, заставляя наблюдать за следующим перевоплощением невест под тлетворным влиянием его воли в нечто иное. Невесты поднимаются и замирают, возбуждённым взглядом осматривают друг друга, словно впервые, тянутся, смыкая объятия, и начинают скользить руками под одеждой, поспешно срывая её. Тело одной жадно льнёт к телу той, что находится ближе. И они начинают растирать друг другу девичью кожу, тиская грудь и бёдра, рты соприкасаются с противным причмокивающим звуком. А тонкие девичьи пальцы ныряют среди широко разведённых бёдер подруги, охотно подающейся вперёд.

– Тебе не нравится? – его голос звучит изумлённо и слегка скучающе.

Он недовольно цокает и вакханалия прекращается так же резко, как и началась. Невесты без сил опускаются на пол клетки, словно поражённые на том же самом месте глубоким беспробудным сном.

– Это всё морок, – произношу я, – ненастоящее. Они не такие, какими их делает твоя воля.

– Ненастоящее, да, – согласно кивает Рикс, – а знаешь, что на самом деле истинно?

Рикс обхватывает мою руку и встаёт, заставляя подниматься, тянет за собой, подводя к кустарнику, всё ещё цветущему редкими, но крупными бледно-розовыми цветками. В ночное время их бутоны обычно закрыты. Но сейчас Рикс вытягивает руку вперёд и один из цветков распускается ему навстречу.

– Красиво? – спрашивает Рикс, шепча мне на ухо.

Он словно выдыхает в меня что-то пьянящее, вместе со своим дыханием, отдающим вином и неизвестным, сладковатым ароматом, слегка удушливым. Я пытаюсь задержать дыхание, но выдержки надолго не хватает. И я обречённо вдыхаю ночной воздух, вдруг сгустившийся вокруг меня, чувствуя, как он обволакивает меня плотным коконом и жадно скользит под просторное платье по ногам, к животу, заставляя тело каменеть и наливаться тяжестью. Рикс одним движением стягивает с меня платье и отбрасывает в сторону, оставляя стоять обнажённой, обхватывает талию горячей ладонью.

– Красиво? – вновь повторяет он свой вопрос, и, не давая ответить, продолжает, – не просто красиво, а прекрасно. Но сейчас я покажу тебе то, что восхищает гораздо больше, чем это. Смотри, как я обращу твой мир прахом, душа моя.

Он удерживает меня за талию одной рукой, а второй тянется и срывает ветку, на конце которой распустилось нежно-розовое соцветие.

– Разве у тебя есть душа? – поневоле срывается с моих губ вопрос. Ответом мне служит тихий хохот, пробирающий морозом по коже.

– Ты прекрасна, но утомляешь ненужными вопросами больше прочих, Невеста…

Рикс срывает цветок и кончиком лепестков начинает водить по моей коже, нежно щекоча её, потом сжимает цветок в ладони и медленно раскрывает пальцы одним за другим. Цветок на середине его ладони начинает стремительно увядать, лепестки становятся грязно-жёлтыми и съёживаются, уменьшаясь в размерах. Через пару мгновений на его коже остаётся лишь горстка чёрного праха, который он растирает по моему животу, пачкая белую кожу тёмными разводами.

– Белое и чёрное, – на белой коже моего живота множатся тёмные разводы, расходящиеся в стороны от его пальцев, – не хватает только красного. Сочного красного. Того самого, что ты подаришь мне с огромным удовольствием.

Его пальцы растирают мою кожу, наполняя её жаром, и он что-то шепчет на ухо на неизвестном гортанном языке. Слова, словно юркие змейки, проворно скользят мне в уши и заполняют голову странным шумом, вытесняющим все мысли прочь, наполняя взамен лишь похотью, мгновенно охватывающей моё тело. Она струится по моему телу и остро щиплет между ног, заставляя содрогнуться от её прикосновения.

– Ну же, Аврелия, – Рикс теснее прижимается ко мне со спины и руками разводит бёдра широко в стороны, одной рукой накрывает плоть и начинает играть на ней кончиками пальцев, а вторая рука хозяйничает на грудях, оглаживая их, щипая и теребя быстро набухающие вершины, – тебе нравится?

Я изо всех сил стараюсь удержаться на краю гибельной пропасти. Но когда его пальцы скользят ниже и касаются складок, уже увлажнённых соками лона, обводят их и вновь надавливают на край плоти, не могу не застонать в ответ протяжное «да», выгибая спину и бёдра ему навстречу. Рикс то ли рычит, то ли стонет, и продолжает ласкать меня рукой внизу, разжигая пожар, заставляя лоно истекать соками. Из его уст вырывается утробный рык, а зубами он прихватывает мочку уха, надавливая на неё острым краем зуба. Пальцы скользят ниже и ныряют в глубину. Я дёргаюсь им навстречу и стараюсь двигать бёдрами в такт ему, будучи не в силах насытиться. Каждое его движение острее и глубже предыдущего, оно более откровенное, и заставляет желать ещё большего.

В судорожных движениях моего тела нет ничего чувственного – это жидкая похоть струится вместо крови по моему телу и принуждает меня громко стонать от наслаждения и умолять о продолжении. Я стремлюсь как можно глубже нанизаться на его пальцы и в то же время податься назад, чтобы жадно поглотить его плоть в себя. Но вместо этого Рикс резко хватает меня за волосы и толкает вниз, заставив лечь животом на поваленный ствол дерева. Двумя руками он оглаживает мои ягодицы и целует спину, передвигаясь влажным ртом туда, где пульсирует неутолённое желание. Его рот накрывает плоть одним движением, а губы скользят по лону. Я ещё сильнее прогибаю спину, охотно подставляясь под его губы, чувствуя, как язык начинает скользить вверх-вниз, сначала обводя складочки, вылизывая их, а потом касается входа в лоно и обводит его по кругу. Он чередует эти движения: порхающие вверх и вниз, быстро-быстро, а потом мучительно медленно по кругу и опять…

Ещё, ещё пульсирует в моей голове и вырывается изо рта с мучительным всхлипом. Рикс, словно только этого и ждёт, застывает без движения на мгновение, а потом начинает толкаться своим языком, надавливает на вход и проникает внутрь, словно вкручиваясь в меня. Кажется, что он достигает им самой глубокой точки и стремительно выходит из лона, лижет его и вновь набрасывается, пронзая меня. Я бесстыдно дёргаю бёдрами, громко вскрикивая и чувствуя, что меня вот-вот распластает по поверхности ствола дерева ярчайшим наслаждением, когда-либо испытанным мною.

Кожу на груди и животе саднит, но боль лишь обостряет мои ощущения, и я дёргаюсь от движений его языка, вылизывающего меня изнутри и словно вбирающего весь восторг и экстаз в себя до последней капли. Его губы пьют мои соки, втягивая плоть в свой рот, прикусывая её, и я уже кричу от боли под его рычание и сопение, желая освободиться от него. Но Рикс держит крепко и отпускает меня только тогда, когда считает это необходимым. Внизу между ног всё саднит и горит огнём, а в ухо ластится его мурлыкающий голос: