Пастушья корона - Терри Пратчетт Страница 18

Королева молча разглядывала пленника, положив точёный подбородок на изящно изогнутую тонкую руку. Она недовольно нахмурилась, и на её белоснежном челе между бровей темнела морщинка.

— Ты ведь гоблин, который зовёт себя От-Росы-Блик, верно? Ты и твоё племя долгое время пользовались покровительством моего двора. Но до меня дошли вести, что вы подняли мятеж. Отказываетесь подчиняться моим приказам. И прежде чем я передам тебя моим стражам на… забаву, расскажи мне, что происходит.

Она вложила в каждое слово немало волшебной силы, но гоблин и ухом не повёл. Он должен был уже валяться перед ней на коленях под властью королевских чар и молить о прощении, но он стоял себе как ни в чём не бывало и ухмылялся ей. Ухмылялся самой Королеве!

— Слышь, Королевка, дело такое. Гоблины теперь полноправные граждане в человечьем мире. Люди говорят, гоблины приносят пользу. Гоблинам нравится пользу приносить. Нам платят за пользу, за то, что мы находим, и за вещи, которые делаем.

Прекрасное лицо Королевы мигом утратило всю красоту, и она зло уставилась на дерзкого нахала:

— Невозможно! Вы, гоблины, — грязные отбросы, все это знают!

— Ах-ха-ха! — рассмеялся гоблин. — Думаешь, ты самая умная, а, Королевка? Гоблины словили удачу за хвост! Гоблины умеют править железными конями!

При упоминании железа эльфийский двор содрогнулся, волшебное сияние померкло. Серебристая тафта королевского платья превратилась в алый, как кровь, бархат, а её белокурые локоны распрямились и почернели до цвета воронова крыла. Придворные тут же последовали её примеру: шелка и кружева нежных тонов сменились кожаными бриджами, алыми кушаками и звериными шкурами, небрежно наброшенными на татуированные плечи. Эльфы обнажили свои каменные клинки и острые зубы.

Маленький гоблин не дрогнул.

— Я не верю тебе, — сказала Королева. — В конце концов, ты ведь гоблин.

— Просто гоблин, ага, ваша королевность, — тихо сказал пленник. — Просто гоблин, который понимает в железе и стали. Сталь крутится-вертится, чух-чух-чух, и везёт людей далеко-далеко. И я гражданин Анк-Морпорка, а ты знаешь, что это значит, госпожа. Тамошнии Темный хозяин очень не любит, когда его граждан убивают.

— Ты лжёшь! — крикнула Королева. — Лорду Витинари нет никакого дела до тебя. Все вы, гоблины, лжецы, От-Росы-Блик!

— Это больше не моё имя. Теперь меня зовут От Фрезы Шлам, — с гордостью заявил гоблин.

— Шлам, — повторила Королева. — Что это?

— Крохотульные частички железа, вот что это, Королевка. От Фрезы Шлам не лжец. Поговори ещё так со мной, твоя величавость, и я выверну карманы. Вот тогда и увидишь, что такое шлам!

Королева отпрянула, не в силах отвести взгляд от рук гоблина, которые тот держал возле карманов своей тёмно-синей куртки, застёгнутой на тощей груди на деревянные пуговицы-палочки.

— Ты смеешь угрожать мне, червяк? — возмутилась она. — Угрожать мне в моём собственном королевстве? Здесь, где я могу одним только словом сдавить сердце в твоей груди? Или сделать так, что ты упадёшь, где стоишь? — Она показала на стражей, которые держали пленника под прицелом арбалетов.

— Я тебе не червяк, Королевка. У меня есть шлам. Мелкая железная пыль, ею можно весь воздух заполнить. Но я здесь, чтобы сообщить тебе новость. Предостережение. От Фрезы Шлам тоскует по старым временам. Я хочу увидеть, как люди корчатся. Хочу, чтобы вы устроили там хорошую встряску, вот что. Кой-кто из гоблинов со мной согласен, но теперь нас мало таких. Многие гоблины уже и не гоблины вовсе. Почти что люди. Мне оно не по нутру, но они говорят, идут новые времена. Хорошая штука деньги, слышь, Королевка?

— Деньги? — переспросила Королева. — Но я даю вам золото, ты, чер…

Она осеклась, потому что рука гоблина нырнула в карман. Неужели он и правда умудрился принести в её мир железо? Для сказочного народа нет ничего ужаснее железа. Оно ослепляет, оглушает и заставляет эльфов чувствовать себя куда более одинокими, чем человек способен вообразить.

Королева стиснула зубы и выговорила:

— …черезвычайно достойный гоблин.

— Золото, которое тает с первыми лучами солнца, — усмехнулся пленник. — У них… у нас теперь водятся настоящие деньжата. Я хочу только, чтоб гоблины оставались гоблинами. И чтоб их уважали. А не пинали ваши и прочие всякие! — Он с ненавистью глянул на Душистого Горошка, который вдруг появился возле трона.

— Я не верю тебе, — повторила Королева.

— Твоё дело, Королевка, — сказал гоблин. — Не хочешь — не верь. Валяй, иди сквозь врата. Теперь, когда старой ведьмы больше нет, вы пройдёте без труда. Глянь сама, как оно. Мир изменился, Королевка.

И Королева подумала: «Да, он и правда изменился». Она чувствовала поступь чего-то важного, но не могла разобрать, что же грядёт. Значит, ведьма умерла. Теперь, когда старая карга им больше не помеха, эльфы могут вновь вторгнуться в этот мир во славе и великолепии. Но тут блеск в глазах Королевы потух. Если бы только не этот шлам. Если бы не железо.

— Свяжите этому ничтожеству руки за спиной, — велела она страже, указав на гоблина. — Я хочу посмотреть, правду ли он говорит. — Королева улыбнулась. — Мы возьмём его с собой. И если окажется, что он солгал, вырвем ему язык.

На следующее утро Тиффани проснулась рано. Она была одна в матушкином — нет, теперь уже её собственном доме — и чувствовала, что её мир изменился. Эй следила за ней, как коршун.

Тиффани вздохнула. День обещал быть хлопотным. Ей доводилось бывать во многих домах, куда заходил Смерть, и всегда хозяйка — если, конечно, в доме была хозяйка — натирала до блеска всё, что могло блестеть, и вычищала всё, что можно вычистить. Поэтому Тиффани Болен вооружилась тряпками и вычистила всё, что и так было предельно чистым. Это было словно безмолвное заклинание: пришла беда, но зато хотя бы каминная решётка сияет чистотой и можно разводить огонь.

Эй тем временем сидела неподвижно, как статуэтка, но взгляд её следовал за Тиффани. «Интересно, кошки знают, что такое смерть? — думала Тиффани. — А если кошка всю жизнь прожила в доме ведьмы? Да ещё и не просто ведьмы, а самой матушки Ветровоск?»

Тиффани отложила эти вопросы на потом и приступила к уборке кухни. Она тёрла и полировала всё, что можно было отполировать, до блеска. И оно блестело.

В доме и так царила идеальная чистота, но непреложные законы оплакивания требовали приложить силы, чтобы выскрести смерть из дома. И не важно, чистое оно или грязное, отдраить надо всё.

Она навела на кухне и в кладовке такую чистоту, что глазам смотреть стало больно, и тогда Тиффани ничего не оставалось, кроме как подняться наверх.

Запасшись ведром с водой, щёткой, тряпками и рваньём — то есть рвением, конечно, — Тиффани встала на колени и принялась мыть. Она мыла и мыла, пока руки у неё не покраснели. Зато осталась довольна.

Но и это было ещё не всё. У матушки имелся маленький шкаф для одежды, где висело несколько поношенных, но ещё годных платьев, а также плащ. Всё, разумеется, чёрное. На полке лежал завёрнутый в бумагу плащ «Дыхание ночи» из лавки Закзака Рукисилы, который Тиффани сама подарила матушке. Похоже, матушка его так ни разу и не надела, но хранила бережно, как драгоценность. У Тиффани защипало в глазах…