Чарослов - Блейк Чарлтон Страница 18

Искусная иллюзия — на самом деле досок там не было. Их заменяли субтексты — мастерски исполненная проза, чары, способные ввести в заблуждение даже наметанный глаз. Вот почему большинство чарословов попадались на удочку субтекстов — люди привыкли верить тому, что видят. Столкнувшись со знакомым образом или со свойственной для двери деревянной текстурой, человеческий разум скорее всего сделает вывод, что дверь существует. Истинную же суть вещей дано увидеть лишь подготовленному читателю — тому, кто посвящен в замысел автора.

Однако Шеннон был свободен от деспотических пут зрения. Глядя в темноту перед собой, он представлял себе, как Нора писала этот субтекст. Сначала она выбрала первичный язык. Нуминус, с его способностью создавать иллюзии за счет преломления света, идеально подошел. Затем Нора, вероятно, добавила к центральным пассажам несколько фрагментов на магнусе — обеспечив тем самым физический барьер и придав иллюзии плотность.

После того как Нора подобрала нужные языки, ей оставалось лишь подчеркнуть структуру отдельных предложений и поработать над нюансами, чтобы как следует замаскировать чары.

Стоило Шеннону сосредоточиться на стиле прозы Норы, и он увидел смутные очертания золотых рун: символы выплывали откуда-то сверху и выстраивались в ровные столбцы. Теперь он логически вычислил, что было написано между строк. Смутные очертания прояснились. Постепенно перед магистром предстала ключевая идея текста: теперь Шеннон смотрел на выполненный в форме двери водопад золотых фраз с вкраплением серебряных рун.

Обнажив руки — скорее по привычке, чем ради удобства, ведь теперь он мог видеть сквозь ткань, — он начал колдовать. Магистр повел правой рукою — и ему в ладонь скользнуло коротенькое рассеивающее чары заклинание. Составленное из мощных рун нуминуса, оно, тем не менее, действовало тонко и деликатно, как скальпель хирурга. Не столь опытный автор на месте Шеннона наколдовал бы заклятие помощнее, вроде грубого топора дровосека, да и порубал бы магическую дверь в щепки. Впрочем, долгие десятилетия, в течение которых магистр Шеннон оттачивал колдовское мастерство, не прошли даром — он бы ни за что не оставил столь явную улику.

Когда рассеивающие чары были готовы, Шеннон извлек из ладони текст, подождал, пока тот примет соответствующую форму, и, создав короткую рукоять, закрепил ее на лезвии. Затем, держа заклятие, как художник — кисть, он склонился над «дверью» и вогнал режущую кромку точнехонько между двумя фразами. Не спеша, без лишнего нажима он плавными движениями разделил внешние руны, обнажив центральное переплетение чар. Два коротких взмаха — и в одном из основных фрагментов текста зазиял разрез.

Словно обнаружив непрошеного гостя, золотые фразы, из которых состояла дверь, заверещали тонкими, скрипучими голосками и зашевелились, стараясь прищемить ладонь Шеннона… Напрасные усилия — волшебник с холодной решимостью поместил в разрез два новых предложения на нуминусе. Режущий ухо звук стих, и субтекст угомонился.

Затем Шеннон равномерными стежками заштопал центральный фрагмент. Волшебник медленно убрал руку, и текучие фразы тут же приняли первоначальную форму.

Губы Шеннона изогнулись в улыбке. Сам архиканцлер не распознал бы подмену. Дверной замок тихо щелкнул, и дверь отворилась. Цветное мерцание, исходящее изнутри тесной каморки, выдавало магическую библиотеку.

Шеннон сотворил короткое заклинание — поинтересовался у Азуры, не заметила ли та чего-то подозрительного. Покачав головой, птица стала жаловаться на поздний час. С улыбкой выслушав брюзжание капризного фамильяра, Шеннон оставил Азуру на ее посту, а сам вошел в библиотеку. Окруженный магическими текстами волшебник не нуждался в обычном зрении.

Помещение было небольшим: пять футов в ширину, десять — в длину, вдоль стен выстроились книжные шкафы. Хотя самих шкафов Шеннон не видел, многие из рукописей на полках выглядели знакомо. Нора исследовала информационный обмен между горгульями. Тема, которая позволяла понять, как мыслят и обучаются магические конструкты, имела прямое отношение к предмету научных изысканий Шеннона, текстовому интеллекту. Неудивительно, что оба волшебника читали одни и те же трактаты.

Внимание Шеннона привлек незнакомый гримуар. Книга лежала отдельно, в дальнем углу — видимо, на невысокой полке или сундуке. Он осторожно пересек комнату и взял манускрипт в руки. Это был журнал исследований Норы, ее личный дневник.

Он мельком просмотрел несколько первых страниц. Нора подробнейшим образом описала, как горгульи выбирают информацию, которой делятся друг с другом. Сумей Шеннон — хотя бы на час! — отнести эти записи к себе в кабинет, его исследования сильно продвинулись бы. А сколько раз он — между делом, в случайных разговорах с другими волшебниками — выказывал желание хоть одним глазком взглянуть на заметки Норы? И не сосчитать!

Он некоторое время колебался, но добродетель все же взяла верх над амбициями.

— Завтра я об этом пожалею, — проворчал Шеннон и, послушно следуя велениям совести, продолжил листать журнал, вместо того, чтобы прихватить его с собой. Ближе к концу он нашел личный дневник Норы: возле каждой записи стояла дата.

По большей части Нора жаловалась на библиотекарей, учеников и коллег. Волшебник дважды поморщился, натыкаясь на оскорбительные замечания в свой адрес. Магистр Финн называла его не иначе как «этот смутьян Шеннон».

Он продолжил читать и вдруг удивленно вскинул брови, наткнувшись на одну из записей одиннадцатилетней давности: «Письмо от остроземского дворянина. Желал взглянуть на своего спящего мальчика. Новенького в Б. башне. Оплата золотыми соверенами. Отец?».

Следующей зимой Нора написала: «Остроземский господин в Б. башне, смотрел на спящего мальчика». И двумя днями позже: «Плата за услугу».

— Лос побери! Неужели Нора продалась какому-то дворянину? — прошептал Шеннон. В Астрофеле и цитадели Звездопада, где взяточничество цвело пышным цветом, подкуп волшебников считался обычнейшим делом. Но Звездная крепость, единственная из всех академий, располагалась на отшибе, вдали от людских королевств с их соблазнами — и коррупция редко сюда проникала.

Шеннон спрашивал себя, не слишком ли он расслабился. Да, они с Норой соперничали в борьбе за научное признание, но он давным-давно отказался от слежки и перестал совать нос в ее дела — по меркам Астрофела поступок немыслимый.

Он перечитал дневниковые записи. Ясно, что под «Б. башней» подразумевалась Барабанная башня. Только вот зачем кому-то платить за возможность посмотреть на спящего мальчика? Сама Нора, судя по всему, считала, что к мальчику приходит отец.

Шеннон нахмурился, размышляя над фразой «Новенького в Б. башне». Он старался понять, о каком какографе шла речь. Кого перевели в Барабанную башню одиннадцать лет назад?

Внезапно кровь застыла в жилах Шеннона. Он вспомнил. Одиннадцать лет назад. Таинственный новичок… Нико.

И что еще хуже, именно в тот год чарословы академии вынесли приговор: Нико — какограф, а значит, не может считаться Альционом.

— Милостивый Создатель, — прошептал Шеннон. А что, если волшебники ошиблись и Нико все-таки связан с Эразмусовым пророчеством? Это означало, что знакомый всем мир доживает свои последние дни накануне войны Разобщения — финальной битвы за спасение человеческого языка от демонической скверны.