Рябиновый мед. Августина - Алина Знаменская Страница 18

Она рассуждала совсем как фрау Марта. Подруги не нашлись что возразить на это разумное замечание.

На другой день вечером за чаем у Сычевых, когда все семейство собралось за столом и разговор шел совсем обычный, вышло неожиданное.

Говорили о погоде, о предстоящих крещенских морозах и водосвятии. Вспомнили о том, что на Рождество нужно ждать церковный причт с иконой и по этому случаю необходимо заказать у Круглова особой рождественской ветчины, какую любит дьякон. Кстати, Богдан Аполлонович припомнил тот самый пожар двухгодичной давности и обратился к супруге:

— Так ведь все-таки дом-то поповский тогда псаломщик поджег, каналья!

— Но как же так, папа, ведь Юрьев сам пострадал от пожара? — немедленно встряла Анна, которой разрешалось участвовать во взрослых разговорах.

— Думал, что это обстоятельство отведет от него подозрения. Его батюшка от службы отстранил за нерадение, а он, значит, решил таким образом отомстить. Сперва хотел было Вознесенского поджечь, ему сумасшедший пьяница помешал, застукал, когда тот паклю подкладывал. Тогда Юрьев решил дом причта подпалить, чтобы хоть дьякону досталось!

— Как веревочке ни виться… — вспомнила фрау Марта русскую поговорку.

— Вот именно! — подхватил Богдан Аполлонович. — Так намедни этого Юрьева взяли на воровстве.

— Что на этот раз?

— В деревенской церкви кадило украл, с позолотой. В скупку приволок. Ну а скупщик, наш человек, донес…

Петер томился за столом. Он очень не любил, когда нельзя было поучаствовать в разговоре взрослых. Он уже несколько раз дернул Грету за косу и получил замечание от Фриды Карловны. Под столом он искал ногой ногу Аси, чтобы наступить, но перепутал с ногой maman, и вышел конфуз. Пришлось извиниться. Зато эта Анхен сидела по правую руку от папеньки и вовсю щебетала со взрослыми как большая!

— А я вчера кое-чего видел, — склонив голову к самому столу, пропел свою ябеду наследник. Затем он хитро взглянул на папеньку и перевел взгляд на старшую сестрицу. Та окатила проказника столь испепеляющим взглядом, что он едва не подавился бубликом.

Хозяин, обычно чуткий и внимательный к своему единственному сыну, немедленно повернул голову в сторону чада:

— Ну-с, Петр Богданович, весьма и весьма интересно…

— Я, папенька, вчера видал, как Анхен с Егором…

Ася заметила, как у Эмили загорелись кончики ушей, словно это о ней, а не о сестре сейчас во всеуслышание объявят ужасное.

— Как Анхен с Егором на горе…

Фрау Марта повернула лицо и устремила свой вопрошающий взор на старшую дочь.

— Ах, ах! — передразнила братца порозовевшая до самых волос Анна. — Мы свалились в снег с саней, а ты и рад!

Она поднялась и, проходя мимо, больно ткнула в шею Петера ногтем.

— Папенька, будет у нас вечер на Рождество или нет? — Анна дошла до окна, и когда повернулась, краска несколько поблекла на лице, оставшись пятнами лишь на шее. — Я хочу, чтобы в этот раз непременно был у нас, а то всегда у Карыгиных!

Разговор горячо поддержала Эмили, которая тоже мечтала, чтобы у них собралась молодежь, а не та мелюзга, которую приглашали на елку для Греты и Петеньки. Начался горячий спор, и о Петькиной ябеде забыли. До поры.

На Святки девочки уговорились гадать. Нужно было в полночь выйти на улицу и бросить валенок. Анна и Эмили спустились к Асе. Осенью няня Мариша вернулась в деревню, и теперь комната полностью принадлежала Асе. Сначала гадали на воске — лили горячий воск в миску с водой и долго разглядывали тень от полученного застывшего изображения.

— Рыба?

— Какая же это рыба? По-моему, волк. Глянь, пасть какая.

— Вот у рыбы как раз и пасть.

— Тогда это акула. А к чему акула?

— Это неприятность.

— Тогда я еще раз перелью.

Асе выпала птица. Ясно прорисовывался шикарный высокий хвост, длинная шея и маленькая голова с хохолком. Но объяснить значение никто не мог.

Анна считала, что птица — к путешествиям, а Эмили склонялась к тому, что непонятная птица с хвостом — к неприятности.

— Нет, это птица счастья! — проявив настойчивость, завершила спор Ася. — И я ее сохраню.

Она положила застывшую восковую фигурку в коробку из-под халвы и убрала в сундук.

Спорить никто не стал — сейчас они как-никак находились на ее территории. Анне досталась груша, Эмили утверждала, что это чье-то лицо.

— Ты у кого-нибудь такое лицо видела? Это харя, а не лицо! — возмутилась Анна.

— Ну и что ж, что харя.

— Нет, это груша. Августина, к чему груша?

— К изобилию.

На том и порешили. Эмили выпала лодка. Лодку крутили и так и эдак, ничего больше не выходило.

— Я еще раз перелью.

— Так нечестно. Ты уже переливала.

— Ну и вы перелейте, кто ж вам мешает?

В это время в коридоре раздались шаги. Анна резво подбежала к двери и прислушалась. Остановились у соседней двери, Ася уже догадалась, что это Егор вернулся из конюшни.

Анна распахнула дверь:

— Егор, зайди к нам! Ну, скорее же!

Ася и Эмили переглянулись. Ася готова была поклясться, что Эмили подумала то же, что она. Анне все нипочем — втащила Егора в комнату, усадила на табурет и подвинула блюдце.

— Вот мы сейчас тебе погадаем. Все про тебя узнаем, Егор!

— Я лучше пойду, барышни.

Егор смущался, Асе было жаль его. Большой и несколько неуклюжий от смущения, Егор был все же красив. Его светлые жесткие волосы вились надо лбом и ложились волной. И еще у Егора были густые длинные ресницы. Но он — конюх! Понимать Анну Ася отказывалась. И когда Эмили заявила, что здесь душно и притом пора уже во двор, Ася немедленно поддержала ее.

— Вы идите, я вас догоню, — сказала Анна.

Девочки вышли в морозную звездную ночь. Кое-где дымы поднимались из труб прямиком к звездам. Тьма и тишь стояла такая, что скрип снега под валенками оглушал.

— А я рада, что Анхен не пошла с нами! — призналась Эмили.

— Почему?

— Хоть она мне и сестра, но иногда я просто устаю от нее! — по-взрослому вздохнула Эмили. — Что ей дался этот Егор? Не понимаю. Если маменька узнает…

— Эмили, а тебе кто-нибудь нравится?

— Да! — обернулась к ней Эмили и остановилась. Ее лицо в свете луны было особенно бледным, без того белые ресницы покрылись инеем на морозе. — Один наш кузен. Прошлым летом, когда мы гостили у тети Эльзы, он учил меня кататься на велосипеде… А тебе?

Признание Эмили до самого нутра проняло Асю. Кузен, тетя Эльза, велосипед… Сами слова эти звучали волнующей музыкой из той самой жизни, из грез. Ей тоже захотелось сказать что-то такое…