Стены из Хрусталя - Кэрри Гринберг Страница 18

— Ясновидением он летом заразился, — вмешалась Берта. — Тогда я спасала мир, и произошла утечка магии. Вот его и зацепило.

В подробности она решила не вдаваться. Даже деликатный граф в одном из писем вскользь упомянул, что до сих пор находит говорящую моль, а крестьяне жалуются на бобовые стебли, которые вымахивают выше сосен.

— Если возьмешься снова спасать мир, дорогуша, будь поакктуратнее. И не дергайся так, Уолтер, я тебя не трону! Что случилось, то случилось, ничего уже не изменишь, — старушка успокоила Уолтера, подсовывая ему скамейку. — А что до эликсира, я постараюсь сварить его к Новому Году. Поищу ингредиенты по знакомым. Так что выдохни и расслабься, Берта, миледи от твоей подружки все равно не отцепится. Уж очень мощное зелье. Был случай, когда один прощелыга окропил им богатую тетушку, чтобы она в любовном порыве сделала его единственным наследником. Все утро у ее постели проторчал, но как только леди проснулась, к ней на грудь запрыгнула любимая левретка…

Уолтер умудрился не только поперхнуться чаем и, кашляя, забрызгать все в радиусе трех метров, но и опрокинуть чашку с его остатками себе на колени. Кульминационная сцена из «Тайны Загородной Виллы,» со всеми выпуклыми деталями, проступила в его памяти…

— … после чего тетушка вычеркнула из завещания всю родню и оставила возлюбленной левретке три доходных дома, — закончила мисс Маллинз. — А вам, молодой человек, нужно быть осмотрительнее в выборе литературы.

И тут в гостиной появилось новое действующее лицо — молодой мужчина во фраке. Самой примечательной чертой гостя, в остальном весьма невзрачного, были холеные усы с подвитыми кончиками. Должно быть, он даже чай пьет из чашки со специальной выемкой, чтобы не замочить их ненароком.

Его ноздри затрепетали, как у испуганного коня, и гость торопливо достал надушенный платок, но, опомнившись, затолкал обратно в карман. Мелькнула черная кайма. Похоже, в трауре еще не было необходимости, но джентльмен уже предвкушал сей момент.

— Я пришел к тебе, Плакальщица! — продекламировал он с апломбом провинциального актера, который свято верит, что идею пьесы можно донести до зрителей, лишь побившись головой о колонну. — Пробил час!

— Проходи, дорогуша, — поманила его мисс Маллинз, снова переходя на фольклорную речь. — Только я вот запамятовала, кем ты мне приходишься? Аль ты мне племянник? Но такого щеголя я бы точно узнала. А коли ты мне не родня, так почему мы с тобой на ты?

Визитер смущенно откашлялся.

— Вы ведь мисс Маллинз?

— Она самая.

— Энгельберт Ракрент, — внушительно произнес посетитель.

— Очень приятно. Это не ты сегодня меня обокрал?

— Да как вы смеете!

— Не обижайся, я у всех спрашиваю. Так чем я могу тебе услужить?

— Вот именно! Вопрос, собственно, в том, когда же вы наконец придете выть под нашим окном? Мой отец скоро отойдет в мир иной, а вы до сих пор не известили его о грядущей кончине!

Мисс Маллинз снова поскребла брошку.

— Твой отец — это Джозеф Ракрент, известный вреди своих арендаторов как Джо «Удавлюсь-за-Фартинг»? Который снес половину ферм, чтобы проложить дорогу на своих землях? Который развел фазанов для охоты, а те поклевали крестьянам все пшено? Который тащит арендаторов в суд за нарушение границ частной собственности, если их кошка пройдется по его забору?

— Ничего подобного! — возмутился гость. — На кошек мы просто ставим капканы.

— Извини, дорогуша, ничем не могу помочь. Батюшка твой помрет еще ох как нескоро. Лет десять протянет, а то и больше. Настоящая крестьянская закалка. Еще бы, ведь его предки торф копали. Но я не приду его навестить по другой причине. Просто он не Ракрент. Последний представитель этого семейства скончался еще в конце прошлого века, а твой дед — отец Джозефа — оттяпал и земли, и титул. Но не кровь.

Бледный от ярости, гость пулей выскочил из гостиной, пробормотав на прощание стандартную в таких случаях формулировку, что он, дескать, этого так не оставит. Мисс Маллинз меланхолически пожала плечами, отхлебнула из пробирки и бросила Фергусу, который одобрительно запузырился, еще кусочек сахара.

— Так вы… фея? — спросил Уолтер.

— Нет, что ты. Просто я специализируюсь на полумертвых белых мужчинах. Впрочем, с Народом Холмов я тоже знакома. Видишь ли, моя матушка была плакальщицей на похоронах, как и моя бабка до нее. Вот и я пошла по проторенной стезе. Во всей Ирландии не было голоса пронзительней! Когда я кричала, колокола звонили сами собой. И вот однажды ко мне явились фейри и сделали предложение, от которого я не смогла отказаться. Особенно заманчивым оно казалось в свете того, что за секунду до их появления мне случилось умереть. Они вернули меня обратно, в это тело. Эх, не могли прийти годочков на 30 раньше! — вздохнула она. — Ну да не в моем положении привередничать. Ну так вот, вернулась я обратно, хорошенько поколотила Тэдди Хиггинса, который вовсю хозяйничал в моей кладовой, погуляла на своих поминках — не пропадать же угощению — и уехала в Лондон. Там как раз появилась вакансия. Ну, что ты так на меня смотришь? Я не ведьма и не вампир, не призрак и не фейри. Точнее, я все сразу. Я баньши.

Уолтер сглотнул.

— Ну и ну, пришел с двумя упырями, а меня испугался! — хмыкнула мисс Маллинз. — Впрочем, в квартале меня тоже опасаются, как ты уже мог пронаблюдать. Говорят, я знаю, кто когда умрет. Будто у меня есть Список Фамилий.

— А он у вас есть? — спросил Уолтер настороженно.

— Конечно! Но баньши следуют лишь за главами определенных семейств, а их раз два и обчелся. Такова традиция. В Списке в основном ирландцы или шотландцы, ну и несколько англо-саксонских семейств непонятно как туда затесалось. Нашего друга Джо там не значится, потому что по крови он не Ракрент. Кровь важнее имени.

— А будь он подлинным Ракрентом, но таким же негодяем — вы пришли бы кричать у него под окном? — спросила Берта.

— Разумеется. Я не выбираю, чьи дома посещать. Просто знаю заранее, кто из клиентов когда умрет, и куда мне нужно идти.

Это было респектабельное занятие. Настолько респектабельное, насколько оно вообще может быть при условии, что клиентами мисс Маллинз оказывались в основном пожилые джентльмены, которые лежали в постели полуодетыми и глухо стонали.

Да, эти джентльмены уже не снимали шляпу перед вихрем пыли, принимая его за кавалькаду фейри. Мир стал ничем иным, как обнаженным трупом в прозекторской, который дергается лишь когда его бьют электрическим током. И да, «бабкины сказки» тормозили прогресс и сковывали умы и без того отсталых крестьян. Но ее они ждали. Ее вопль был желаннее, чем шепот юной кокотки, которая будет ворковать покуда не иссякнет золото в вашем кошельке. Было в ее завываниях что-то правильное, что-то настоящее.

Надежда, что мир не кончится с твоей смертью.

И если труп спрыгнет со стола и покажет клыки… в общем, это далеко не худший вариант. В слове «суеверие» хотя бы присутствует «вера.»