Хранитель Врат - Роман Кузнецов Страница 18

Боцман стоял в пяти метрах от Бригадира и сверлил его ненавидящим взглядом. Во рту собралась горькая слюна вперемешку с дорожной пылью и кровью из разбитой губы. Бросок Бригадира застал его врасплох и вынудил пропахать пару метров каменистой почвы своей физиономией, слегка подпортив фасад. Не то чтобы отставной моряк сильно беспокоился по поводу нескольких царапин на скуле и разбитой губы, просто было до крайности обидно. Второй день подряд его валяют по земле, как мешок для тренировок. Даже за противника не считают. Отмахиваются, как от назойливой мухи, и швыряют мордой в грязь. Это не просто обида, это унижение. Рушится вся так долго и скрупулезно выстраиваемая им иерархическая система. Крушение этой системы означает крах коллектива как единого целого! Неужели Бригадир этого не понимает? Должен понимать. Как никто другой должен. И понимал, пока с Пауком не связался. Паук ему с самого начала не нравился. Слабак, тряпка, летит, как мотылек, на сильных людей, своего голоса нет, только визг. Мажор, одним словом. Он олицетворял все то, что так Боцману не нравилось в человеке: несобранный, неряшливый, суетливый, разбросанный, без какого-либо стержня, ориентиров и жизненных установок, он плыл по жизни, постоянно все меняя, во все вмешиваясь, ставя под сомнение даже незыблемые понятия. Боцман искренне не понимал, зачем он нужен в коллективе, и поначалу издевался над ним вместе со всеми. Но потом он его понял и принял. Он, никто другой. Никто не сделал для Паука больше, чем он. Именно он взял Паука под свою защиту и не дал парням заклевать пацана. Именно он терпеливо и планомерно учил его премудростям туристической жизни. Именно он помогал экипироваться, готовиться к каждой экспедиции. Да всего не перечесть! Он стал Пауку как родной отец. А тут такая неблагодарность. Да еще унизил прилюдно, скотина. А Бригадир? Тоже мне друг называется. Вся экспедиция на Боцмане. Вся матчасть. Боцман достань, Боцман купи, Боцман обеспечь. А сам крысятника пригрел. На его сторону встал. Защищает. Не иначе как рассказал тот что-то такое, но очень ценное. А может, и достали уже. Теперь заныкать надо. Недаром всех слить хочет. И друга своего лучшего кинуть. А ведь нет у него человека ближе и преданней, чем Боцман. Не было. Это ведь он тогда ему жизнь спас. Ведь он его тогда в тундре не бросил. А он… Предатель.

Боцман не помнил, что с ним происходило вчера. От вчерашнего вечера остались лишь смутные тяжелые ощущения, как от отравления. На душе было гадко. А еще сохранилось воспоминание о нестерпимой боли, как будто перерезают пуповину. Нет, не перерезают, вырывают и бросают умирать под дождем на холодных камнях. Боцман не помнил, что это было, но почему-то прочно увязывал это с Пауком. Он помнил, как утром тот нагло ухмылялся прямо в лицо и нашептывал что-то подленькое Бригадиру на ухо. Боцман не дурак. Он может сложить дважды два и понять, что не зря Бригадир сегодня увязался с ним на прочесывание местности. Не доверяет он больше Боцману, контролирует. А башка, кстати, в том месте, откуда, по его мнению, вырвали пуповину, перестала болеть только недавно, когда мимо пещеры проходили, следы Пикселя проверяли.

И вот сейчас Бригадир его, своего лучшего друга, опустил еще раз, прилюдно. Теперь стоит, пистолетиком размахивает. А все его слушаются. Нет, не будет по его. Боцман медленно отодвинулся и, пока Бригадир раздавал свои ценные указания, вытащил из колоды топор. Он подошел чуть ближе. Отсюда не промахнешься. Да и расстояние нужное. Изготовился для броска, но его прервал резкий окрик.

– Эй, полегче, морячок, – донеслось со стороны ближайшей палатки.

Возле нее стоял крепкий мужчина в военной полевой форме с «глоком» [8]в правой руке. Рядом с ним топтались два гиганта с автоматами наперевес.

– Волыну брось. А ты топор. Молодцы… Теперь назад… Рук не опускай, не надо… Так, все сели на корточки, руки за головы. Вот так, молодцы. Сейчас мои ассистенты вам помогут избавиться от лишних вещей, например, оружия, а я пока объясню правила поведения.

Из-за палаток вышли еще три крепких, хорошо вооруженных человека.

– Значит, вы решили покопаться на вверенной мне территории. Без спросу. Без разрешения. Нехорошо.

– Наша экспедиция согласована с Барином и проходит под его контролем. Я могу ему позвонить, и вы с ним все обсудите, – произнес Бригадир.

– Да? А у меня другие сведения. Вот он говорит, что это не так.

Крепыш отошел в сторону, и из-за его спины вышел нагло ухмыляющийся Санек.

– Санек, ты что? – удивленно спросил Боцман.

– Я ничего. А вот этот, – он указал на Бригадира, – с дружком своим все обязательства нарушили. Потому и смыться предлагал. Где твое насекомое, Бригадир?

– Я не знаю, Санек, но он предупреждал, что ты предатель, что ты нам всем смерть заготовил. Я не верил, дурак.

– Заткнись, тварь, – вскинулся Санек. – Где нож?!

– Успокойся, Александр, тут я спрашиваю, где что лежит. – Военный повернулся к Бригадиру. – Я так понимаю, ты тут смотрящий. Мы никого убивать не собираемся. Глупостей делать не будете – всех отпустим. Там с теми, с кем договаривались, сами объясняться будете. По своей земле бесплатно я никому не позволю шляться. Это даже Барин знает. А тебя, видимо, предупредить забыли. Вот незадача. Ну да ладно, я поправлю. Сам ты не местный, как я погляжу. Значит, с тебя налог больше. К тому же экспедицию со мной не согласовал. За это штраф полагается.

Спец вальяжно прохаживался перед строем, лениво помахивая пистолетом. Он явно наслаждался моментом, своей ролью вершителя судеб. Купался во власти, пил ее осторожно, по чуть-чуть, маленькими глоточками, смакуя ее и одновременно распаляя себя все больше и больше. Бригадир с тревогой следил за бандитом. Он хорошо знал такой тип людей. Знал и боялся. Он не раз встречался с ними, особенно в военный период своей жизни. Война их манит, притягивает как магнит. Они прирожденные воины, бесстрашные и самоотверженные. Но в основе их смелости лежит презрение к человеческой личности, готовность не задумываясь убить любого, кто покусился на его собственность. А еще война дает возможность не думать, не мучиться, а следовать простым решениям и в конце получить приз величия и власти, полного, тотального контроля над ситуацией, над людьми. Позволяет хоть ненадолго ощутить себя полновластным хозяином положения, сильным и всемогущим, как Господь.