Зеркало Велеса - Александр Прозоров Страница 18

— Возмужал-то, возмужал как! Не узнать даже! Вроде и не видел тебя всего ничего, а уж другой совсем стал, сынок. И взгляд, и плечи иные, и ростом выше. Растешь!

— Пахом! Осип! От холопы, все с конями да сумками разошлись! — всплеснула руками хозяйка. — Сафия! Найди этих остолопов, скажи, я баню стопить велела. И пусть квас, и пиво туда из погреба приготовят. И мед хмельной.

— Матушка! — выскочила из дома Варя с большущим ковшом с резной рукоятью и заметалась, не в силах дотянуться до госпожи.

Прочие женщины зашевелились, передали корец из рук в руки боярыне. Та поклонилась, протянула мужу:

— Испей с дороги, любый мой, сбитеню горяченького, освежись.

Лисьин принял ковш, припал к нему, медленно вскидывая над головой, потом перевернул и решительно стряхнул последние капли наземь. Дворня радостно закричала, и все вместе люди двинулись в дом.

В трапезной, оказывается, уже вовсю накрывали стол. Поверх светлых подскатерников были наброшены бордовые скатерти, изукрашенные желтыми лебедями и причудливыми синими цветами. На них уже стояли блюда с копчеными рыбинами и цельными свиными окороками, лотки с заливной рыбой, миски с подернутым сальной коркой студнем, груды соленых грибов, капусты, едко пахнущий маринованный чеснок и лук, чищеные орехи, курага, изюм… Всего и не перечислишь. Разумеется, тут же стояли и кувшины с напитками, явно не самыми постными.

Боярин чинно уселся на свой трон, остальные мужчины — запыленные, веселые, пахнущие потом и дымом — рассаживались на скамьи. Хозяйка устроилась слева от мужа, Андрей занял свое место справа. Какие-то мальчишки, которых раньше в трапезной не бывало, споро наливали вино в медные, оловянные и золотые кубки. Золотые — боярину, хозяйке и Андрею, медные и оловянные — прочим.

— Ну, други! — поднял хозяин свой бокал, украшенный тремя мрачно поблескивающими, темными сапфирами. — Вот мы и в стенах родных! За возвращение, други, выпьем! За милость, которой Господь нас в делах ратных и путевых одаривал, за покой, что простер над землей и над домом моим. За супружницу мою, боярыню Ольгу, что очаг мой во дни странствий моих хранила! Выпьем!

— Любо!!! — дружно гаркнули, вскакивая, мужики. — Любо матушке Ольге! Любо боярину! Любо, любо, любо!!!

Они выпили и, тут же схватившись за ножи, принялись шустро остригать окорока, нарезать рыбу, вспарывать студень и выкладывать его на толстые ломти хлеба. На некоторое время воцарилась относительная тишина — все работали челюстями. Андрей тоже отсыпал себе на хлеб немного грибов, отрезал от ближнего окорока большой ломоть, наколол на нож. Ему впервые стало понятно, отчего на поясе каждого мужчины висит не один, а два ножа. Большой предназначен для нужд хозяйственных — колышек остругать, кожу разрезать, брюхо татю вспороть, веточки порубать, а маленький для еды — мясо, хлеб порезать, в зубах поковыряться, вместо вилки кусочек чего вкусного наколоть.

— Ты что долго так? — тихо поинтересовалась хозяйка и положила руку на подлокотник кресла. — Какой служба оказалась?

— Скучной. — Боярин накрыл руку жены ладонью. — В дозоры у Каширы ездили, за путниками приглядывали. Пару раз шайки татарские встретили. Кого посекли, кто убечь исхитрился. Ничего не случилось. Служба порубежная, пустая…

— А тебе лишь бы сечу подольше да ворога погуще?

— А чего ради еще боярину жить, как не ради боя горячего да земли отчей, любая моя? — Боярин проследил, как ему наполнили кубок, вскинул руку. За столом мгновенно повисла тишина. — А теперь, други, кубок за сердце свое поднять желаю. За счастье единственное, за радость, Богом мне данную, за сокровище, с коим сравниться нечему. За женушку мою любую, матушку вашу, Ольгу Юрьевну!

— Лю-юбо-о! — немедленно подхватили пирующие. — Славься! Любо!

Хозяйка, зардевшись, привстала. Боярин наклонился к ней с высоты своего кресла, поцеловал в сладкие уста, одним махом опрокинул в себя полулитровый кубок, поднялся, сунул руку за пазуху, достал небольшой тряпочный сверток, развернул и протянул женщине пару золотых серег, усыпанных изумрудами и яхонтами.

— Спасибо, единственный мой, — поклонилась боярыня, но примерять подарок не кинулась, положила пока в тряпице на стол. Бросила оценивающий взгляд на мужчин, стремительно истребляющих угощение, и тихо сообщила: — Велела я еще куриц десяток запечь да белорыбицу с ледника. Токмо оно часа через два лишь дойдет.

— Нам спешить больше некуда, любая моя, — покачал головой Василий Ярославович. — Мы ныне дома. Да, сын, для тебя у меня тоже подарок есть. Но нежданный, особенный.

Боярин наколол на нож кусочек балыка, не спеша прожевал и продолжил:

— Был у меня ныне повод задержаться. Повод важный, таковой не отбросить. Ты помнишь сестру мою двоюродную, Аглаю, что за Ивана Крошинского замуж вышла? Имение у них под Полоцком, верстах в тридцати на юг будет?

— Конечно, помню, — кивнула хозяйка. — Сказывали, два сына у них и дочь растут.

— Верно, он это. Прислал родич вестника ко мне на порубежье. Беда у него случилась ныне.

— Что за беда, батюшка? — встревожилась женщина.

— Князь Юрий Радзивилл о позапрошлом годе по велению короля Сигизмунда на ливонцев рать водил, однако же под Елгавой бит был изрядно, бежал второпях, обоз и знамена побросав. Посему у Ивана двое родичей израненными лежат и в седло подняться не могут, холопов убыло изрядно, а племянник в полон кавалеру Карлу Хартмуту попал. И кавалер сей с родичей выкуп за племянника в полторы тысячи дукатов требует.

— Ох ты ж, Господи, — перекрестилась женщина. — Откель он столько золота возьмет?

— Откель у кавалера ливонского мысль появилась выкупы столь несуразные назначать — вот что непонятно! — стукнул кулаком по подлокотнику боярин и потянулся за новым куском рыбы. — Вот и отписал он мне о беде своей, Оленька моя. Помощи просит.

— Так и у нас столько золота не наберется! Откель?

— Ни у кого не наберется, любая. Однако же племянника выручать надобно. Кто еще в беде подсобит, как не родичи?

— Как же его выручить, коли платы взять не откуда?

— Жадных да глупых учить надобно, — покивал боярин. — А выручать станем известно как. Копьем и саблей, копьем и саблей. Не впервой. Иван Крошинский дважды к кавалеру ездил, цену желал сбить. Сбить не сбил, но замок рассмотрел хорошо. И подходы, и стены, и про владения кавалера вызнал.

— А хватит сил у вас с Иваном замок ливонский взять да уйти целыми?

— Замок сей недалече от Режицы — двадцать верст всего от границы литовской. В Литву от них и уйдем. А что до сил, то как раз из-за них я и задержался. К скобарям, в Псков заворачивал. Они, известное дело, зимой скучают, а руки на дело доброе у них завсегда чешутся. Вот и подговорил я охотников к кавалерам через пару недель наведаться. Ватага мечей тридцать набирается, а более и не надо. Замок ведь не стенами, а людьми крепок. Людей убрать — а уж стены одолеем, дело нехитрое. Нищий замок, Иван отписывал. Ров зарос давно, осыпался. Да и замерзнет зимой-то. Лес округ не подсекает никто, чуть не к стенам подходит. Людей ратных в замке немногим более полусотни наберется, да два кавалера там сидят. Мы с Иваном на пару тоже полста холопов наберем. А там…