Полночный поцелуй - Лара Эдриан Страница 18

Началось обсуждение итогов прошлой ночи: смех, подначки, обмен новыми техническими приемами…

Многим охота доставляла удовольствие. Лукана в бой влекла ненависть — беспричинная, абсолютная. Он не пытался ее скрывать. Он презирал Отверженных и давно поклялся, что либо искоренит их, либо погибнет сам. И порой ему было совершенно безразлично, что произойдет раньше.

— Нашлись мерзавцы, — сказал Гидеон, когда мельтешение цифр и букв на экране прекратилось. — Похоже, мы напали на золотую жилу.

— Что там?

Головы всех собравшихся повернулись к огромному плоскому монитору, возвышавшемуся над длинной шеренгой процессоров. Напротив фотографий, сделанных Габриэллой Максвелл, появилось четыре лица Отверженных, тех самых, которых Лукан испепелил на месте.

— В базе данных они значатся как пропавшие. Двое исчезли из Темной Гавани в Коннектикуте месяц назад, третий из Фол-Ривер и четвертый — местный. Все принадлежат к последнему поколению, младшему не было и тридцати.

— Черт, — присвистнул Рио. — Совсем еще дети.

Лукан промолчал, никаких чувств к молодым, ставшим Отверженными, он не испытывал. Они не первые и, черт возьми, не последние. Незрелым, желающим самоутвердиться вампирам жизнь в Темной Гавани может показаться скучной. Искушающая жажда крови и побед прочно укоренилась во всех поколениях, включая последнее, хотя его представители находились дальше всех от своих свирепых предков. Если вампир отправлялся на поиски приключений в таком большом городе, как, например, Бостон, он находил их в изрядном количестве.

Гидеон пробежал пальцами по клавиатуре, и на экране появились извлеченные из базы данных фотографии.

— И на двух оставшихся есть информация. Вот этот известен как Отверженный, в Бостоне он в списке постоянных правонарушителей, более трех месяцев находился под пристальным наблюдением, пока в прошлую субботу Лукан не испепелил его в темном переулке у клуба «Ла нотте». На этом дело и закончилось.

— А что скажешь об этом? — спросил Лукан, кивая на последнего Отверженного, единственного, кому удалось избежать кары. В базе данных его снимок хранился в формате видеокадра, съемка, если судить по ремням и электродам на его теле, производилась во время допроса. — Давно была сделана эта фотография?

— Месяцев шесть назад, — щелкнув клавишей и проверив дату загрузки информации, сообщил Гидеон. — Из материалов отдела контроля Западного побережья.

— Лос-Анджелес?

— Сиэтл. Но и в Лос-Анджелесе выписан ордер на его арест, ордер в файле.

— Ордера, аресты, — усмехнулся Данте. — Пустая трата времени.

Лукан вынужден был согласиться. В сообществе вампиров в США и за его пределами наказание тех, кого считали Отверженными, осуществлялось в соответствии с особыми правилами и в особом порядке. Выписывались ордера на арест, производилось задержание, затем допрос, доказательства, свидетельские показания и вынесение приговора. Все очень цивилизованно. И неэффективно.

В то время как обитатели Темных Гаваней погружались в бюрократическое болото, враг действовал молниеносно и непредсказуемо. И если внутренний голос не обманывал Лукана, то за столетия анархии и всеобщего хаоса число Отверженных неумолимо росло. В противном случае у воинов не было бы столько работы.

Лукан внимательно рассматривал видеокадр. Отверженный был раздет и привязан ремнями к поставленному вертикально металлическому столу, голова обрита наголо, что обеспечивало лучшую проводимость тока во время допроса. Лукан не испытывал к страданиям Отверженного ни малейшей жалости. Такого рода допросы часто бывали просто необходимы. Болевой порог пораженного Кровожадностью вампира, равно как и сидящего на героине человека, был в десять раз выше, чем у здоровых собратьев.

Отверженный оказался крепким парнем, с низким лбом и грубыми, примитивными чертами лица. Он злобно скалился в объектив камеры, длинные клыки поблескивали, желтые глаза с узкими щелками зрачков, помимо ярости, не выражали ничего. Его внушительных размеров череп, жилистую шею, мускулистую грудь и плечи опутывали провода.

— Внешнее уродство еще не преступление. Что ему инкриминировалось в Сиэтле?

— Давайте посмотрим, что у нас есть. — Гидеон обратился к своему компьютеру, и на втором экране появилась информация. — Итак, привлекался за торговлю… оружием, взрывчатыми веществами и химическими препаратами. Этот парень еще тот засранец. Вляпался в настоящее дерьмо.

— Кто за ним стоит? Есть сведения?

— Здесь нет. По всей видимости, им ничего не удалось из него выудить. Сообщается, что он сбежал из-под стражи, убив двух охранников.

«И с места расправы он сбежал», — мрачно подумал Лукан, жалея, что не испепелил сукина сына тогда, у клуба.

Он плохо переносил собственные поражения.

Лукан посмотрел на Нико.

— Тебе этот парень не попадался?

— Нет, — ответил русский, — но я попробую через свои каналы навести справки.

— Действуй.

Николай кивнул и покинул лабораторию, на ходу набирая номер.

— Мерзкие снимки, — сказал Конлан, рассматривая через плечо Гидеона сделанные Габриэллой фотографии. Он выругался. — Раньше, когда люди становились свидетелями кровавых игр Отверженных, было плохо, теперь стало еще хуже — они их снимают.

Данте резко опустил ноги на пол, встал и заходил по лаборатории, словно разминаясь после долгого бездействия.

Все кому не лень считают себя долбаными папарацци.

— Представляю, как парень, сделавший снимки, наложил в штаны, когда увидел приближающегося к нему воина Рода, — сказал Рио, улыбаясь и глядя на Лукана. Ты стер ему память или просто вежливо попросил удалиться с места событий?

— Это был не парень, а женщина. — Лукан обвел взглядом товарищей, по выражению его лица едва ли можно было догадаться, что он собирается сообщить. — и она Подруга по Крови.

— Madre de Dios! — воскликнул Рио, запуская пятерню в густую шевелюру. — Подруга по Крови?.. А ты уверен?

— У нее есть метка. Я видел ее собственными глазами.

— И что ты с ней сделал? О боже, надеюсь, ты не…

— Конечно нет, — резко оборвал его Лукан, недовольный намеком испанца. — Я не причинил женщине никакого вреда. Это табу я никогда не нарушу.

Более того, он не сделал Габриэллу своей собственностью, хотя был очень близок к этому той ночью у нее дома. Лукан стиснул зубы, волна дикого голода накрыла его, как только он вспомнил Габриэллу, уютно свернувшуюся калачиком в своей постели. Какой нестерпимо сладкий вкус она оставила на его языке…

— Что ты собираешься с ней делать, Лукан? — взволнованно спросил Гидеон. — Мы не можем оставить ее на растерзание Отверженным. Совершенно очевидно, что она привлекла их внимание, когда делала эти снимки.