Медленный скорый поезд - Сергей Абрамов Страница 18

Пастух подсадил Марину на заднее сиденье, сам сел рядом с водилой. И они помчались. Буквально. И ровно через двадцать семь минут по треклятым часам Пастуха они прибыли к поселку Фланговый, а точнее, прямо к невеликому деревянному зданьицу, за коим имело место поле, а на нем — штук двенадцать вертолетов, мирно стоящих на приколе. Хотелось верить, что не на вечном.

Пастух расплатился с водилой, усадил Марину на лавочку перед входом в вертолетную контору, сказал:

— Посмотрите, какие они красивые — вертолетики. Один будет наш. Выбирайте. Я быстро.

И ушел. Не дожидаясь вопросов. А она осталась на лавочке — выбирать. Пастух понимал: неспокойно ей сейчас было, страшно, а что сделать? Поезд догонять надо, а иного способа нет. Будем надеяться на банальную истину: вертолет — не самолет. Совсем другое животное — куда более человечное…

На удивление не агрессивная девочка-секретарь в крошечной приемной начальника спросила всего-то:

— Вы договаривались?

— Конечно, — не усомнился Пастух, — меня ждут.

И открыл дверь в кабинет.

— Разрешите войти? — спросил.

И вошел сразу, улыбаясь, ликуя прямо, и сел на казенный стул перед письменным столом, и тут же понял, что человека в голубой форменной рубахе с погончиками он знает.

А человек, в свою очередь, спросил:

— Слушай, гость незваный, а ты, часом, не бывал в Ридахе, который в Саудовской Аравии?

— Приходилось, — сказал Пастух. — Даже более того: ты меня и моих пацанов однажды летом тамошним возил из Ридаха в пустыню, а потом, через двое суток, назад забирал. Припоминаешь, Летун?

— Пастух, — сказал вертолетчик. — Наш человек! Ну, точно! Ну, ваще! Ну, дай обниму, Пастух… — И встал, уронив стул, и пошел к Пастуху, и обнялись они, как положено, как будто и не было долгих лет между полетом в аравийскую пустыню и встречей у черта в жопе, в поселке Фланговый. Хотя где у черта жопа — это сильно подумать надо…

— Стоит отметить, — сказал Летун, быстро отправляясь к двухэтажному стальному сейфу, где, как легко сообразил Пастух, хранились не только важные документы, но и пара-тройка бутылок водки или коньяка.

— Погоди, Летун, — быстро сказал Пастух. — У меня ЧП стряслось, помощь твоя нужна.

— Говно вопрос, — ответил Летун, возвращаясь к столу с бутылкой водки, двумя гранеными стаканами и тарелкой соленых помидоров, ставя все это на стол. — А что стряслось-то?

— От поезда я отстал. В Иркутске-пассажирском. То ли они раньше его пустили, то ли у меня часы притормозили, но — ушел поезд, ку-ку. Одолжи мне вертолет пошибче, очень поезд догнать хочется…

Летун не отвечал, разливал водку в стаканы, подвинул один Пастуху, поднял свой, заявил:

— Ну, за нечаянную встречу!

Пришлось чокнуться и выпить. Заели солеными помидорами, Пастух заел с удовольствием, поскольку водка местная отдавала почему-то бензином.

— Летун, послушай меня… — начал Пастух.

Но Летун уже наполнил стаканы вновь, вновь поднял свой, сказал:

— Ну, за исполнение желаний!

Опять чокнулись, выпили, закусили.

Летун наконец-то сел на свой стул и абсолютно трезвым и участливым голосом спросил:

— Догнать, говоришь… Экспресс, как я помню, отчалил от Иркутска-пассажирского в тринадцать сорок семь… В Ангарске он будет… — глянул на часы, — минут через пятнадцать уже. Не поспеваем… Значит, станция Зима. Там он будет часа через три с половиной, ну — четыре. Четыре — это вернее. А лету от нас до Зимы, скажем, на «двадцать шестом»… ну, максимум три с чем-нибудь часа, а то и быстрее, как фишка ляжет. Почему на «двадцать шестом», спросишь? А потому что он на ходу и заправлен. А маршрут мы ему поменяем, хозяин — барин… — Пошел к двери в приемную, открыл, сказал командирским тоном: — Ольга, мухой к диспетчеру, Седова — за штурвал, вылет через пять минут, конечный пункт — станция Зима… — Вернулся к столу. — Ну, по последней и — в полет.

Выпили по последней. Перебор посереди дела, конечно, понимал Пастух, но отказываться было западло, да и за три часа в вертолете вся водка выветрится.

Сколько лет они не виделись, попытался припомнить Пастух. Тыщу, наверно. Да и в «той» жизни, тыщу лет тому, только в означенном полете туда-обратно и виделись. Ан запомнилось. На войне все много лучше запоминается, нежели в мирное время. Аксиома.

— Ты, кстати, один? — спросил Летун.

— Я, кстати, вдвоем. Бабульку одну сопровождаю из Владика в Москву. Большой секретности бабулька! Вон она на лавочке сидит.

— И впрямь, — удивленно сказал Летун. — Малая какая…

Пастух представил Летуна Марине. Дальше потопали вместе к вертолету. Он такой один там стоял — верх беленький, низ синенький, морда тупая, стеклянная, красивая очень.

— Лучший аппарат тебе даю, Пастух, самый неюзаный, — сказал Летун. — И денег не спрашиваю.

— Летун, не гони пургу, деньги — не проблема. Скажи — сколько?

— Иди в жопу, Пастух. Помочь боевому корефану — кайф. А деньги все одно просрутся. Рад был тебя повидать, Пастух. Удачи! И вам, дамочка, всего наилучшего. Берегите Пастуха, он у нас один такой единственный…

Слова, слова. Ан приятно, что Марина их слышит.

Обнялись.

— Будешь в Москве — звони, — сказал Пастух.

Телефона не сообщил.

— Непременно, — сказал Летун.

И не спросил телефона.

А движок пилот уже запустил.

— Мне очень страшно, — сказала Марина, усевшись на жесткое сиденье в пузе машины и пристегнувшись.

Она и выглядела испуганной, прибитой какой-то, что на реальную Марину никак не походило.

— А с этим мы сейчас поборемся, — сказал Пастух. — И победим. Вы же у нас замкнутого пространства опасаетесь? Так и не будет его — замкнутого. Вы на вертолетах когда-нибудь летали?

— Ни разу.

— Тогда — с почином. — И к пилоту: — Поехали, брат. Не качай сильно. Дама у нас больно опасливая…

Вертолет оторвался от бетона, повисел над ним секунду-другую и борзо рванул вперед и вверх. Марина зажмурилась, ухватилась руками за сиденье, ноги поджала, напряглась. Боялась. А и впрямь пошатывало, покачивало, как при подъеме всегда бывает, и земля уходила вниз — красивая и большая тоже, покачиваясь, уходила.

— Брат, — крикнул Пастух пилоту, — давай, как договорились!..

Тот кивнул и чуть сдвинул створку окна.

В салон ворвался холодный и острый воздух, а точнее, ветер ворвался, нагло загулял по салону. Пилот обернулся.

— Жива? — прокричал улыбаясь.

— Сейчас проверим, — крикнул в ответ Пастух. И на ухо Марине: — Откройте глаза!