Первый курс - Денис Кащеев Страница 18

Глеб решительно поставил на бумаге жирную точку, размашисто расписался и аккуратно сложил исписанный листок вчетверо.

– Я – все! – с удовлетворением доложил он, поворачиваясь к Ивану. – А ты как?

Голицын молча продемонстрировал ему пустой лист, в левом верхнем углу которого одиноко притулилось слово «Здравствуйте» – кажется, даже не дописанное до конца.

– Ну, ты даешь! – с искренним удивлением протянул Соколов. – Гайдуков же ждет!

– Подождет, – буркнул Иван.

Был седьмой день недели – школьный выходной, а значит, время сразу после завтрака отводилось для написания писем домой. Писем – в изначальном, почти забытом уже смысле слова – создаваемых при помощи листа бумаги и шариковой ручки. Внешняя электронная почта в Школе отсутствовала – и это несмотря на широчайшие возможности местной компьютерной сети. Найти и скачать в Интернете любую информацию – пожалуйста, послать «на волю» хоть пару битов о себе – и не мечтайте. Хочешь отправить весточку родным или друзьям – будь любезен воспользоваться старым дедовским способом: пиши от руки. Потом куратор запечатает твое послание в конверт, сам надпишет адрес и одному ему ведомым путем переправит на Родину. Предварительно, видимо, внимательно прочтет – а ну как легкомысленные курсанты какую тайну страшную ненароком выдадут? Перлюстрация называется. Она же цензура. Бр-р, аж думать об этом противно. Но правила есть правила.

– Подождет? – хмыкнул Глеб. – Гайдуков?!

Звучало действительно нелепо.

– Ну не знаю я, что писать! – всплеснул руками Иван. – Просто в голову ничего не лезет!

– Это все потому, что голова у тебя не тем забита! – покровительственным тоном проговорил его товарищ. – Опять, небось, все мысли об этой твоей девке?

– Сам ты девка! – огрызнулся Голицын.

– Ну, извини, этой твоей девушке, – ничуть не обидевшись, поправился Соколов.

– Она такая же твоя, как и моя!

– А вот это уж дудки! – усмехнулся Глеб. – Мне и без диких австралийских красавиц забот хватает!

– Можно подумать, мне не хватает…

– Тут я судить не берусь. Но признайся: опять ведь мечтал сидел, вместо того чтобы делом заниматься, – Соколов кивнул на так и не написанное другом письмо.

– Ну уж мечтал… Думал просто…

– Ну и чего надумал?

Иван лишь молча развел руками.

Все последние дни – а истекала уже вторая неделя их пребывания в Школе – Эмма Маклеуд и правда не шла у него из головы. Видеть ее он мог, по сути, только за ужином – совместных занятий с австралийской делегацией за это время больше не случалось. Первые семь дней подряд Иван и Эмма каким-то чудом оказывались за одним столом – это при том, что сами столы время от времени менялись – но в конце концов Голицын завис на третьем от начала, а девушка переместилась за второй – с явным намерением добраться в скорости и до атласной скатерти. Титанические усилия, приложенные Голицыным, чтобы ее нагнать, оказались тщетными – за следующие несколько дней он заработал больше призовых баллов, чем за всю первую неделю, но, судя по всему, не он один оказался такой старательный. В какой-то момент Иван отчаялся – и тут же съехал на один стол назад, что незамедлительно повлекло выволочку от Гайдукова.

– Да, тяжелый случай, – протянул Соколов. – Даже и не знаю, как тебе помочь… Разве что стянуть у анша Жиы бластер и пристрелить – чтоб не мучался зря.

Выражение лица Ивана свидетельствовало, что этот вариант и правда рассматривается им как не самый худший.

– Ладно, шучу, шучу, – поспешно проговорил Глеб. – Мы еще повоюем!

Голицын вновь лишь промолчал.

– Прежде, чем приступить к лечению, необходимо поставить точный диагноз, – провозгласил Соколов, бросив письмо на стол и скрестив руки на груди. – Очевидно, что мы имеем дело с острой формой любовной лихорадки. Впрочем, это нам пока мало что дает: данная болезнь подразделяется на ряд видов, каждый из которых требует своего, особого вида терапии. Итак, уточним симптомы. Что конкретно вас беспокоит, больной? – Соколов сделал особое ударение на слове «конкретно».

– Слушай, да не пошел бы ты… – рявкнул Иван.

– Больной желает, чтобы его оставили в покое, – заключил Соколов. – Это естественно, но… скажем так, неразумно… Слышь, Ваня, я ведь правда хочу помочь! – уже совершенно другим тоном добавил он. – Я ж вижу, как ты мучаешься! Да и результаты делегации страдают.

– Да плевать я хотел на эти ваши результаты! – взорвался Голицын.

– Ты прав, дело не в них, – легко согласился Глеб. – Хотя не вздумай брякнуть такое при Гайдукове…

– Плевать я хотел на Гайдукова!

– Ты, главное, не горячись. Успокойся, – Соколов положил руки на плечи сидящего на стуле друга. – Придумаем что-нибудь.

– А то я мало последнее время думал! – запальчиво проговорил Иван. Впрочем, голос его звучал уже немного спокойнее. – Пойми, Глебушка, я же не в монастыре воспитывался! И девчонок не только на картинках видел! Но Эмма… Я сам себя не узнаю. Это как наваждение! Целый день я только и думаю о том, как увижу ее за ужином! Как заговорю с ней… Даже если разговор ограничится вежливым «Хеллоу!». Но если мы за разными столами – и это не всегда удается…

– Понятно… – кивнул Глеб. – Да, возможности для романтических свиданий в нашем концлагере, мягко говоря, ограничены. Ни тебе театров, ни кино, ни безлюдных тенистых скверов…

– Ни свободного времени, – сокрушенно добавил Иван.

Соколов несколько раз задумчиво кивнул. Возразить на это ему было особо нечего.

Свободного времени у курсантов действительно почти не было. Даже выходной день являлся таковым весьма условно, так как включал в себя две встречи с лингвистом нардом Флоем, а также самостоятельные занятия физкультурой. В первую же неделю каждый из курсантов получил на руки индивидуальный план физической подготовки – какие тренажеры и в каком объеме использовать – и должен был неукоснительно его соблюдать – не переусердствуя, но и не халтуря – за этим негласно, но от этого не менее пристально следила администрация. Перетренироваться сверх предписанного, впрочем, было бы довольно сложно – спущенная сверху программа была более чем насыщенной.

Справедливости ради следует заметить, что условия для занятий спортом в Школе были созданы почти идеальные. Помимо множества самых разнообразных тренажеров, включая специфические, типа центрифуги и специальных качелей для тренировки вестибулярного аппарата, здесь были два бассейна, баскетбольная и волейбольная площадки, столы для настольного тенниса и даже борцовские татами. Весь этот комплекс мог бы свободно вместить одновременно всех курсантов Школы, и еще осталось бы довольно места для их кураторов и преподавателей, но в его посещении сразу как-то сама собой сложилась некая негласная очередность – за редким исключением, национальные делегации друг с другом почти не пересекались.