Мефодий Буслаев. Месть валькирий - Дмитрий Емец Страница 18

– Еще бы он меня трогал, уголовникмалолетний! Я его самого трону! Выследил, да? А ну, пойдем со мной в милицию!Сейчас ты у меня узнаешь, как к людям приставать! – взвизгнула она,торопливо роясь в сумочке.

– Перцовый газовый баллончик просрочен.Потом, вы же сами отдали его вчера вашей дочери Анечке, прежде чем отпустить еена первое свидание с одноклассником! Кстати, свой баллончик она сразу же отдалаему, и они пытались пшикать из него на ворону! – лениво подсказал Багров.

– Надеюсь, этот одноклассник был не ты?от желания выпалить все и сразу, произнесла дама.

– Не я, – успокоил ее Багров.

Туман у почтовых ящиков стремительно густел. Ксчастью, подошедший лифт гостеприимно распахнул свой львиный зев. Пропустиввперед Ирку, Багров шагнул следом и нажал кнопку верхнего этажа. Дама с ними,разумеется, не поехала. Она меланхолично готовилась обрушиться в обморок.

– Что ты на нее набросился? Ну женщина иженщина! Пусть бы себе косилась! – спросила Ирка у Матвея, ощущая подногами обнадеживающее дрожание лифтового пола.

– Нет, я так не могу. Если б ты знала,какие она мерзости о нас думала! И наркоманы мы, и жулье, и в лифте будемгадить, и родители у нас бомжи. Ужасная помойка в голове у этих приличных свиду дамочек! Ну кто ей, скажи, мешал подумать о нас, что-то хорошее? «Нуребята... Ну спешат куда-то... И я когда-то была молодая... Наверное даже, этадевушка ему нравится...» Хотя бы так, – сказал Багров.

– «Наверное даже, эта девушка емунравится»? Это ты о чем? – удивленно повторила Ирка.

Матвей не ответил и дважды сердито ткнулпальцем в уже нажатую кнопку.

– Ни о чем. Я же говорю – помойка у нее вголове... По-мой-ка! – торопливо проворчал он. – О, приехали! Выходи!Мы идем на крышу!

Ирка неохотно отвлеклась от интересной темы.

– А если туман просочится в шахту и тожеокажется на крыше?

– Исключено. Туман останется внизу. Чемвыше, тем сильнее стихия воздуха и слабее стихия земля. В воздухе царствуешьты, а на земле – полуночная ведьма. Именно поэтому я и выбирал дом повыше.Обычная девятиэтажка сравняла бы ваши шансы – не более, – заметил Багров.

Он вновь был в своей тарелке. Излучалсамоуверенность. Едва двери лифта открылись, Багров проследовал на лестницу иоттуда – на крышу. Он не оборачивался. То, что Ирка тащится следом, –подразумевалось само собой. Молодую валькирию это ужасно раздражало, и онамысленно назвала Матвея «надутым осляндием».

Едва она это сделала, как «надутый осляндий»замер. Спина его окаменела.

«А ты не подзеркаливай!» – капризно подумалаИрка.

Дверь крыши была заперта на висячий замок,настроенный по всем признакам «не пропущать». Туман остался внизу. Угроза, чтоон втянет магию, исчезла. Зная это, Багров поднял перстень, собираясь внушитьзамку его глубокую неправоту, но в последний момент решил дать шанс Ирке.

– Вызови дрот... Так... Вставь егонаконечник в замок... Поверни!

Ирка последовала его совету. К ее удивлению,широкое лезвие копья сузилось и вошло в узкую скважину без всяких препятствий.Легкий поворот, и замок печально закачался, повиснув на дужке. Они вышли накрышу. Под ними был город, полный сиюминутных желаний и суетливых радостей.Куда-то, блестя плоскими жучьими спинами, пробегали автомобильчики. Потротуарам рассыпались мелкие, как крошки, пешеходы. Кое-где мелькали пестрыеточки зонтиков. Ирка подняла голову, и по легкой, капельной, совсем невесомойизмороси, которая тотчас покрыла ее лицо, вспомнила старую добрую истинуВинни-ибн-Пуха и Пята-бель-Чка, что «кажется, дождь начинается».

Багров, настороженный и недоверчивый, подошелк краю крыши и всмотрелся вниз. Ирка последовала его примеру, однако не увиделаничего примечательного. Оттуда, где они стояли, видна была лишь плоская,уходящая вниз перспектива дома.

– Отлично... просто отлично... –сказал Багров себе под нос.

– Что ты там высматриваешь? Там же ничегонет, – удивилась Ирка.

Матвей молча повернулся к ней. В руках у неговозник голубь, белый до ослепительности. Маленькая голова, изгиб шеи и тугаягрудь говорили о породе. Птица косилась на Багрова тревожно-ошалелым взглядом.Должно быть, еще секунду назад она спокойно сидела в элитной голубятне.

Деловито осмотрев птицу, Матвей передал ееИрке.

– Дохни на голубя, валькирия! Отдай емучастицу себя! – приказал он.

– Зачем?

– Потом поймешь. Сделай то, что ясказал... Так нужно!

Ирка послушно взяла птицу. Голубь был упругим,теплым, вполне материальным. Бьющийся комок жизни с торопящимся сердцем.Нахохлившись, голубь недовольно шевелился в руках у Ирки, пытаясь высвободитькрылья, и скашивал на нее глаза. Ирка подула ему на голову, и тот сразу притих,ловя клювом теплый воздух.

– Готово? – нетерпеливо спросил Багров,внимательно глядя на голубя. – Умница, то что надо!.. А теперь подойди ккраю крыши, вот сюда... Подошла? Бросай его!

– Что, прямо вниз? – нерешительноспросила Ирка, которой даже смотреть тревожно было с такой высоты.

– Смелее бросай! Не разобьется! Это жептица! – приказал Багров.

Ирка нерешительно подбросила голубя. Тот сразураскинул крылья и, подхваченный упругим ветром, стал кругами снижаться. Ирке оннапоминал газету, сорванную ветром с балкона. Такой же порывистый, полныйнепредсказуемого изящества полет и то же мгновенное замирание с распластаннымикрыльями.

Напружинившись, точно охотящийся кот, Багровследил за птицей. Его голова нависала над пустотой.

– Приготовь дрот! Скорее! Когда что-топочувствуешь – бросай!.. – приказал он.

– Бросай?! В кого?

Багров сердито взглянул на Ирку и сразу жеснова на голубя. В его взгляде читалось, что если что-то надо объяснять, тообъяснять не надо.

– В меня! – сердито передразнилон, – Разве не понятно? Где копье?

Вскоре голубь стал не крупнее белой точки.Несколько раз точка исчезала, но потом появлялась вновь. Далекое детскоевоспоминание проснулось в памяти Ирки.

Вот она стоит на берегу пруда и смотрит, какотец ловит рыбу. Сильный ветер с берега лохматит рядом стоящие ивы и надуваетей, Ирке, платье. У нее мерзнут ноги, но ей все равно почему-то весело.Поплавок – юркий упитанный призрак с красной верхушкой – мелькает в сильнойряби, изредка показывая пенопластовое брюхо, такое же мимолетно и остро-белое.