Царский блицкриг. Боже, «попаданца» храни! - Герман Романов Страница 18

Но вдаваться в нюансы обычной русской жизни молодой офицер пока не стал — служба поглотила его с головой. Да так, что он не заметил, как проскочил путь от капитана до полковника и стал командующим гарнизоном целого острова, что запирал морской путь в Дарданеллы.

Потом была поездка в далекий Петербург, похвала от русского императора и сокровенный разговор с ним, который перевернул не только его жизнь, но дал новую родину, новое крещение и новое имя, к которому он уже привык. Да так, что стал подзабывать старое…

Бригадир оторвался от воспоминаний и огляделся — русские солдаты и матросы спокойно работали на укреплениях. Все трудились споро и молчаливо. Без обычных шуточек и перекуров — прорыв турецкой эскадры или новый штурм с суши их вдохновлял лучше любых приказов. Недаром русские резонно говорят, что лучше пролить в труде ведро пота, чем в бою из твоего тела выцедят флягу крови.

Очень умно!

Бригадир усмехнулся. Он уже неплохо говорил на русском языке, но зачастую думал на корсиканском диалекте итальянского. И сейчас он зашептал, желая произнести на нем свое родное имя, которым ему больше не суждено пользоваться:

— Наполеоне ди Буона-Парте…

Босфор

Петр с напряжением смотрел за развернувшимся впереди боем двух русских «броненосцев» с турецкими береговыми батареями, преграждавшими выход из Босфора.

— А ведь молодец Грейг, — Ушаков с каким-то наслаждением произнес фамилию командора над «кабанами».

Император усмехнулся — командующий Черноморским флотом явно ревновал к славе старого адмирала, первым из русских пронесшего с боем Андреевский флаг на Босфоре еще в те времена, когда сам Ушаков был еще лейтенантом. И теперь частица этой затаенной ревности, перемешанной с острой завистью, перешла и на его сына, который хоть и идет под командорским брейд-вымпелом, но по чину всего лишь капитан-лейтенант.

— Молодец — это не то слово, Федор Федорович!

Петр решил подзадорить еще моложавого адмирала, которому едва перевалило за пятьдесят лет. А потому энергия била из него ключом, и флотоводец был не один таковым. Сейчас он прекрасно понимал, почему Наполеон сломал шею в России, а его знаменитых маршалов русские генералы «отвозили», как щенков, те, спустя годы, только жалостливо скулили, вспоминая ужасающие подробности «победоносного» драп-марша из сожженной, разграбленной, но не покорившейся врагам Москвы.

Это было славное племя «Екатерининских орлов», воспитанных на победах Суворова и Румянцева, Спиридова и Орлова. Тяжелую поступь русских полков чуть позже возглавили Кутузов и Багратион, Дохтуров и Тучков, Барклай де Толли и Остерман-Толстой — много их было, героев войны 1812 года, покрывших себя ореолом бессмертной богини Ники.

Сейчас все они молодые, энергичные, храбрые до отчаяния и предприимчивые до дерзости — редко кому из них перевалило за сорок лет, в самом расцвете сил, на их плечах лежит русская армия, ее они ведут от победы к победе.

Таково это время российской славы, бездарно профуканное в плац-парадах гатчинского царя Павла Петровича и его сыновей Александра и Николая и закономерно закончившееся в Крымской войне. А дальше было еще хуже — побед Россия не стяжала, одни только неудачи да несчастья преследовали ее долгие годы.

Именно в конце восемнадцатого века в настоящей истории Российская империя свернула со столбовой дороги своего развития в угоду германских интересов и сама, собственной глупостью и недальновидностью правящей династии, взрастила самых лютых будущих врагов — Пруссию и двуединую монархию Австро-Венгрию.

Да и лила горячую кровь своих сыновей в пользу самого главного, постоянного, если не вечного врага, который в самые лучшие времена сближения никогда не был ее союзником, а лишь недоброжелателем, — Британской империи, над которой никогда не заходило солнце.

Но такого больше не будет, к этому нужно применить все силы и возможности. У самого Петра и его жены Екатерины были давно сформированы свои собственные взгляды на будущее Европы. И цель их была одна — прирастить могущество российское и максимально ослабить всех явных и потенциальных ее врагов…

Мощный взрыв отвлек Петра от размышлений — турецкий форт на восточном берегу Босфора был укутан густым черным дымом. Стрельба с него полностью прекратилась.

— В пороховой погреб угодили!

— Вижу, Федор Федорович. — Петр поднес к глазам мощный морской бинокль, только начавший входить в моду вместо подзорных труб — охтинские стеклодувы смогли наладить их производство, пока ничтожно малое в относительных цифрах, для армии и флота.

«Вепрь», укрытый густыми дымами, валившими из двух труб, бодренько пошел на помощь своему собрату «Секачу», что чуть ли не с пистолетной дистанции, в упор, продолжал безжалостно всаживать в западный форт одну бомбу за другой.

Вроде бы и гореть было нечему в глинобитной турецкой крепостице, но пылала она, к вящему изумлению, знатно, буквально разносимая попаданиями больших ядер, снаряженных не слабым дымным порохом, а мощным аммоналом.

— Турки прекратили стрельбу. Они бросили крепость!

Адмирал Ушаков уже не скрывал своего законного торжества. Еще бы ему не радоваться, когда за одну ночь его флот буквально вынес одну за другой все османские «двери», что преграждали путь к заветному Константинополю.

И сейчас была просто, походя, вышиблена последняя преграда — Петр прекрасно видел, как разбегаются во все стороны от разгромленного форта турецкие артиллеристы, как подошедшие к самому берегу пароходы уже начали высаживать десант.

— «Кабаны» совсем не пострадали, Федор Федорович!

— Да, государь. Я видел, как ядра просто отскакивают или раскалываются о бронированный каземат. Вы создали совершенно неожиданные корабли, страшной силы…

— А вы сами не подумываете о будущем флота, адмирал? — Петр с лукавством посмотрел на Ушакова, но тот или не заметил, или не обратил внимания на подначку.

— Задумывался, государь. И сейчас собственными глазами увидел, что будущее за броненосными кораблями с паровыми машинами. Сейчас наступил штиль, и мы идем вперед благодаря только течению. А Грейг не обращает внимания и даже не снижает скорости. Вот только есть одно, Петр Федорович, — Ушаков снизил голос, хотя они и так были на шканцах одни, и перешел на доверительный тон. — Пароходы с гребными колесами нашему флоту не нужны: у них слишком плохая мореходность. Нам нужны только винтовые, как эти прекрасные корветы. А эти… Пусть плавают на реках…

Петр усмехнулся — последними фразами адмирал выразил свое истинное отношение, ибо всем морякам известно, что корабли только ходят, а плавает известно что.

— Я рад, адмирал, что вы оценили винтовые корветы. Надеюсь, что с постройкой линкоров и фрегатов вы не промешкаете?! Сами понимаете, что опоздавшие ничего, кроме тычков, не получат!

— Государь! Не пройдет и трех лет…

Адрианополь