Штык-молодец. Суворов против Вашингтона - Александр Больных Страница 18

Отряд кавалеристов мелкой рысью пылил по заброшенной дороге. Судя по зеленым мундирам, это были английские легкие драгуны, которые уже не раз успели отличиться в этой войне, причем отличиться во всех смыслах. Впереди трусила группа офицеров, как было видно по их белым муаровым шарфам, возглавлял ее совсем еще молодой подполковник с худым злым лицом. Следом за англичанами тащилась разномастная толпа не то солдат, не то разбойников, если судить по их пестрой одежде, лишь кое-где мелькали военные мундиры, да и то непонятно чьи. Там можно было различить и потрепанные красные мундиры королевской армии, и синие камзолы американской милиции и даже почему-то пару белых испанских, хотя откуда здесь, в окрестностях Нью-Йорка, было взяться испанцам? Да и вооружена эта компания была чем попало, чуть ли не фитильными мушкетами и ржавыми палашами. Повторим, в большинстве своем это были обычные обыватели, единственное, что их объединяло, – это белая повязка на левом рукаве с изображением британского льва, а, все вместе взятое, оно называлось Американским легионом.

Сэр Банастр Тэрлтон оглянулся через плечо и тяжко вздохнул. Надо же было получить под команду такой сброд. С другой стороны – что делать. Папенька оставил ему пять тысяч фунтов наследства, не бог весть какие деньги, однако прожить и на них можно было, не покидая доброй старой Англии. Без роскоши, без шика, но можно. Но ведь в жизни молодого джентльмена искусы попадаются буквально на каждом шагу. Истинный джентльмен просто не может не посещать какой-нибудь клуб, а в клубе что делают? Правильно, играют. Вот в результате прожорливые пасти четырех карточных королей всего за год сожрали все наследство, да сгоряча юноша еще и в долги залез. Одно спасение оставалось – идти в армию. Но ведь не рядовым же вербоваться? Пришлось наступить на горло собственной гордости и пасть в ноги к маменьке, уговаривать ее заплатить долги, ведь не захочет же она увидеть своего сына в тюрьме среди каких-то там воров и мошенников? Маменька повздыхала-повздыхала, но за карты сыночка заплатила. А там уже стоило ей аккуратно намекнуть, и она сама решила купить Банастру офицерский патент, хоть и стоило это весьма недешево. Но после этого маман проявила неженскую твердость и жестко потребовала, чтобы сынуля убирался из Англии как можно скорее, оплачивать веселую жизнь в каком-нибудь Ливерпуле она отказалась наотрез. Поезжай куда угодно, хоть в Африку, хоть в любую Индию, а можешь и в Америку убраться. Банастр поразмыслил, и решил, что американские колонии станут лучшим выбором: не жарко, да и про желтую лихорадку там не слыхали.

Оказалось – прогадал. Да, здесь началась война с местными мятежниками, но велась эта война совершенно неправильно. Если вспомнить рассказы офицеров, побывавших в Европе, там воевали очень культурно, даже красиво. Знамена, музыка, церемониальный марш. Конечно, на войне стреляют и даже иногда убивают, но таковы условия договора. Зато, войдя в город, армия первым делом договаривается с бургомистром о размерах контрибуции, и ни один офицер не остается обиженным.

А что здесь? Проклятые мятежники стреляют из-за каждого дерева, причем целят в первую очередь в офицеров, а правильные сражения принимать категорически не желают. Вот всего неделю назад имел место пренеприятный случай. Он ехал впереди эскадрона вместе с лейтенантом Макейг-Джонсом и вел весьма поучительную беседу. Если уж говорить совсем точно, беседу вел лейтенант, а сам сэр Банастр слушал его вполуха. Макейг-Джонс оказался фанатичным приверженцем френологии и пытался обратить подполковника в свою веру. Ведь строение черепа самым очевидным образом влияет на характер и способности человека, а потому… что произойдет потому, подполковник узнать не успел, потому что из-за живой изгороди, которые были весьма часты в этом районе Новой Англии, грохнули два мушкетных выстрела. Лошадь лейтенанта получила пулю в грудь и рухнула на землю да так быстро, что Макейг-Джонс кувырком вылетел из седла и, похоже, при этом получил копытом в грудь, потому что раздался мерзкий хруст и дикий вопль, мгновенно оборвавшийся.

Тэрлтон расслышал ужасный звук – это скрежетали шомпола, прочищавшие режуйные дула, следовало ждать второго залпа, который уже наверняка достанется ему. Он поспешно рванул повод, так что его конь обиженно захрапел, но все-таки повернулся буквально на месте и бросился назад, Тэрлтон даже сбил кого-то из своих драгун. Раненая лошадь продолжала биться и жалобно ржать, а вот лейтенант умолк.

– Да пристрелите вы ее! – окончательно потеряв голову, завопил Тэрлтон.

Но ответом ему стали еще два выстрела, прогремевшие из зарослей. Рухнула еще одна лошадь, которой перебило ногу, а драгунский сержант, неловко всплеснув руками, откинулся на круп своего коня, потому что пуля пробила ему горло.

– Взять! Схватить! – закричал Тэрлтон.

Драгуны бросились вперед, капитан Кроуфорд наугад рубанул саблей изгородь, даже не видя кто там и что там. Разумеется, не попал. Кто-то, проезжая мимо, разрядил пистолет в ухо раненой лошади, и она умолкла. Несколько драгун пришпорили лошадей и перескочили через изгородь.

– Вот они! – обрадованно завопил сержант. – Я вижу их! Они удирают, сэр!

– Вперед! – крикнул Кроуфорд, который также заметил две щуплые фигурки в синих американских мундирах. Они бежали через пшеничное поле, надеясь успеть укрыться в недалекой рощице. Но лучше им было упасть плашмя на землю и затаиться, тогда драгуны могли и не заметить их в пшенице.

Всадники пришпорили лошадей, и вскоре стало ясно, что эту смертельную гонку они выигрывают.

– Живыми! Только живыми! – закричал Тэрлтон вслед Кроуфорду.

Приказ был исполнен, и драгуны поймали обоих беглецов, хотя при этом изрядно помяли. Ясно было, что гораздо охотнее они изрубили бы американцев на куски. На лицах обоих парней запеклась кровь. Тэрлтон с некоторым удивлением понял, что перед ним сущие мальчишки, обоим явно не исполнилось еще двадцати лет, таких следовало бы просто выпороть в назидание и выгнать. Но это война, уверил себя Тэрлтон. Это солдаты противника, схваченные с оружием в руках. Он старался отогнать прочь воспоминание об испуге, внезапно охватившем его, и не мог. Одно дело идти в атаку на строй неприятеля, и совсем иное внезапно получить пулю в лоб, когда совершенно не ждешь.

– Как там лейтенант? – спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Мертв, сэр, – ответил сержант. – Пуля в грудь, да еще и лошадь ударила. Уже мертв. Еще убит сержант Аткинс.

Тэрлтон почувствовал, как перед глазами плывет красная пелена, однако сдержался и обратился к мальчишкам почти спокойно.

– Вы знаете, что полагается по законам военного времени делать с мятежниками?

Тот, что повыше, сплюнул на землю кровь из разорванной губы и немного шепеляво ответил:

– Мы не мятежники. Мы солдаты. Мы носим форму и потому требуем, чтобы с нами обращались, как с пленными.

– Требуешь?! Да как ты смеешь! Ты ни какой не солдат! – сорвался Тэрлтон. – Для нашего короля вы все гнусные мятежники и не имеете права рассчитывать на какое-то снисхождение. Вы напали из-за угла на солдат Его Величества, и это преступление карается смертной казнью, никак иначе! Кроуфорд!