Тимьян и клевер - Софья Ролдугина Страница 18

Айвор частенько посмеивался над компаньоном и попрекал его мягкосердечием. Киллиан и вправду мог ввязаться в сложное расследование, а платы потом не взять, особенно если о помощи просила девица; револьвер он хотя и таскал с собой, но стрелял чаще в воздух, да и вообще больше полагался на красноречивость и обаятельность, чем на силу.

– Ты, любезный мой друг, слишком хорошего мнения о людях, – умудрённо изрекал фейри время от времени, как правило, после объяснения с очередным прижимистым клиентом или скандальным адвокатом клиента. Простого магического трюка вроде оживших теней в углу или зловещего хохотка из-под пола обычно хватало, чтобы вразумить корыстолюбца, но Айвор всё равно ударялся в мрачные умствования. – Думаешь, каждый будет тебе благодарен за хорошее отношение? А вот и нет. Иной ещё подумает про себя: «Здорово я нагрел этого идиота, а!» Это если человек хоть на десятую часть порядочный попадётся. А кто половчее, тот попробует снова воспользоваться твоей добротой, принимая её за глупость. Иногда нужно показывать зубы.

Нив, если ей случалось застать такую тираду, обычно на этом моменте важно кивала – и демонстрировала воистину роскошный оскал.

– А если всё время показывать зубы, то можно случайно укусить ни в чём не повинного человека, – упрямо возражал Киллиан. Айвор улыбался ему ласково, как наивному ребёнку, и говорил:

– Вот на то, драгоценный мой, тебе и дана смекалка. Смотри внимательно и думай. Ты мальчик умный, так что отличить негодяя от честного человека в беде тебе вполне по силам. А изначально относиться по-доброму к каждому встречному… однажды это может стоить тебе жизни.

Подобные разговоры повторялись от случая к случаю, но Киллиан никогда не думал, что когда-нибудь слова Айвора сбудутся почти буквально.

Стоял дождливый летний день – не слишком холодный, но с таким промозглым ветром, что умный человек и носа на улицу не высунет. Киллиан считал себя человеком, безусловно, умным, а потому надеялся до самого вечера просидеть дома, за хорошей книгой. Или за игрой в карты с Айвором – если он, конечно, согласится.

Увы, надеждам этим не суждено было сбыться.

Нив, пребывавшая по случаю мокрой погоды в распрекрасном настроении, решила побаловать домашних на ужин чем-нибудь особенным. Отлучившись на час, она вернулась с огромной корзиной, доверху наполненной самыми чудовищными дарами моря, какие только можно представить – от страшноватых розовых рыб с выпученными глазами до бурых водорослей, пахнущих йодом. Полюбовавшись на это роскошество, Айвор неожиданно вспомнил о неких совершенно неотложных делах и выскользнул через чёрный ход. Киллиан стоически перетерпел наплыв ароматов с кухни – свежевыпотрошенной рыбы, поджаренных водорослей, перетёртого лука и чеснока, но когда понял, что ему вот-вот поручат разделывание ещё трепещущих морских угрей, то решил, подобно компаньону, спасаться бегством. Нив недовольно постучала по полу каблуком, как копытом, однако смилостивилась и отпустила хозяина-лентяя на прогулку.

Киллиан накинул плащ, влез в сапоги и выскочил на улицу.

Навещать недоброй памяти дядюшку О’Рейли было рискованно – он ещё в прошлый раз намекал, что хотел бы познакомить племянника с некоей великовозрастной девицей на выданье, дочерью своего сослуживца. Мстил, не иначе, потому что единственным достоинством «невесты» значилось приданное, долженствующее искупить и хмурый нрав, и кривой глаз, и привычку поколачивать недостаточно галантных «женихов». Киллиан справедливо полагал, что он ещё слишком молод, чтоб покончить с холостяцкой жизнью.

– Ну и погодка, – пробормотал он, спускаясь от Рыночной площади вниз по улице. – И ведь даже в гости ни к кому не навяжешься, хоть в паб к мистеру Барри стучись.

Некоторое время Киллиан всерьёз обдумывал эту возможность – Эмили Ли наверняка была бы рада его повидать, да и Джон с Анной тоже. Зато Лизбет точно бы в кружку с пивом плюнула… Размышляя так, он сам не заметил, как добрался до парка. Дождь по-прежнему лениво накрапывал, ветер норовил запустить холодные пальцы под шерстяной плащ, а редкие прохожие на другой стороне улицы в густом тумане скорее напоминали призраков, нежели живых людей. И поэтому, когда одна из этих мрачных теней вдруг кинулась к Киллиану, вздымая руки, то он едва не сиганул в канаву.

Тень вцепилась в его рукав скрюченными пальцами и хрипло выдохнула:

– Помоги!

– Что случилось… мэм?

Киллиан даже не сразу разобрал, кто с ним говорит, мужчина или женщина. И лишь когда ветер откинул с лица просителя чёрный капюшон, стало ясно – это старуха-горбунья, древняя, как холмы Эрин. Желтоватое лицо напоминало рыхлый комочек бумаги, изрезанный глубокими складками; запавшие глаза словно покрывал восковой налёт; губы старость превратила в две узкие растрескавшиеся полоски в синеватых прожилках. И потому особенно жутко выглядели зубы – белые, ровные, как у молодой красавицы.