Якудза из другого мира. Том I - Алексей Калинин Страница 18

Второй акт должен ещё больше раззадорить ребят. Они должны вкусить кровь и разъяриться ещё больше.

Ннна! Ннна!

Двоечка проходит в челюсть, пробив мои "неловко" выставленные блоки. Основная масса ударов приходится на предплечья, но голова мотается как у китайского болваничка. Я отступаю и закрываюсь.

В следующий миг прилетает удар в печень. Если бы не сдвинул слегка корпус, то могло бы неплохо так "встряхнуть ливер". Кулак скользит по ребрам, я подпрыгиваю. Со стороны кажется, что это меня поднимает от удара.

Отшатываюсь и принимаю на грудь прямой удар правой. Потом ещё пяткой в ухо. Локтем в живот. Ещё несколько ударов по ногам, чтобы "отбить тормоза". От мощного лоу-кика подгибаю ногу и со стоном валюсь на ставший знакомым асфальт. Надо успеть закрыть голову, а то новый сотряс вообще не нужен.

— Тебе хватит, толстяк? Узнал, где твоё место? Или тебя накормить землей? — послышался голос Окамото.

— Может пустить его голым по улице? — спросил Кобаяси. — Наденем грязные трусы на голову и погоним по центральной улице. Пусть его полиция заберет за нарушение общественного порядка. Вы как, тяночки, согласны увидеть сосиску хинина?

— Я тебе твою сосиску вырву и заставлю сожрать, — промычал я, еле-еле поднимаясь.

Опираясь на стену, я оставляю кровавые следы. Мазнул пятерней по радостной мордашке веселой бабочки, превратив её в детский кошмарик. Теперь вступает в действие предпоследний акт. Только не переиграть.

— Что? Тебе всё мало? — спросил щуплый из рода Танака. — Тогда ннна!

В нос прилетает удар ногой. Вот теперь уже закрыться не успеваю. В глазах снова искры. В голове гремит школьный колокол. Я пошатываюсь и падаю. Падаю натуралистично. Сам Станиславский в восторге заорал бы: "Верю! Верю!"

Теперь меня уже пинают от души. По животу, ногам, спине. Удары прилетают яростные, ребята пыхтят на совесть.

Это только так говорится, что лежачего не бьют. Нет, лежачего не бьют — его от души пинают. Я успеваю только закрывать жизненно важные органы. Пусть бьют по мягким тканям, потом боль пройдет, а память останется.

— Ёбаный урод! — взвизгивает щуплый Танака. — Тебя убить мало! Тебя надо растоптать и раскатать по асфальту.

— На! Знай своё место, плебей! — пыхтит Кобаяси.

— Ты за всё ответишь! Ты в больнице учиться будешь! — кричит Окамото.

Удары за ударами. Я извиваюсь под ними, как опарыш в баночке с опилками.

Удар за ударом. Носками кроссовок. Пятками кроссовок. Боковой поверхностью стопы. Удар за ударом. Я отключаю боль, но всё равно стараюсь не подставлять под удары нужные члены.

Ребята тяжело дышат. Они явно устали. Адреналин хлещет из ушей и вымывает энергию. Лица потные, удары уже не такие сильные. Пора вступать в завершающую стадию операции. Я выпрямляюсь и бьюсь на асфальте, как будто в судорогах.

Удары прекращаются. Ребята недоуменно останавливаются. Я же продолжаю изображать театр одного актера. Пытаюсь приподняться и падаю вновь. Выпрямляю руку по направлению к Окамото. Хриплю что-то невнятное. После роняю руку, а вместе с ней и голову. Снова короткие судороги.

— Он умер? — раздался чей-то голос.

— Я не знаю, — неуверенно ответил Танака. — Надо ему это… пульс проверить.

— Вот тебе надо, ты и проверяй, — цедит Окамото. — Собаке — собачья смерть!

Ну что же, дружок, тебе твои слова ещё аукнутся. Не хотел я быть жестоким, но раз вы так со мной, то ждите аналогичной ответочки.

Я дергаюсь, как будто подо мной разрывается граната. Эх, ещё бы музыку из "Терминатора" для антуража. Упираю одну руку в асфальт, вторую. Поднимаю окровавленное лицо. Мда, явно зрелище ещё то…

— Он живой! Помогите же ему! — раздается взвизг одной из девчонок.

— Никому не прикасаться! — тут же следует возглас Окамото. — Или будете иметь дело со мной!

Я неторопливо поднимаюсь. Смотрю заплывшими глазами на троицу и… растягиваю губы в улыбке. Окровавленные зубы, окровавленная рожа, избитое тело, лохматые волосы — могу запросто играть в фильме про живых мертвецов. Жуткое зрелище. И ведь это натуральный грим, не искусственный.

Эффект достигнут — трое или четверо девчонок визжат в ужасе. Вот нет ничего лучше для драки, чем оформление девчоночьим визгом. Я ужас, я кошмар, я тот, кто никогда не сдается!

Теперь мне нужны все силы, которые остались. Я окончательно выпрямляюсь и мотаю головой вправо, потом влево, разминая шею:

— Ну что, девочки, теперь потанцуем?

Во, и голос подходящий получился — замогильный…

— Так ты живой? Ну, сейчас сдохнешь! — кричит щуплый и бросается на меня.

В руке уже зажат сюрприз для первого нападающего. Горсть соли летит в глаза и щуплый визжит раненным поросенком, зажимая лицо. Он у меня как на ладони. Тут же наношу удар подъемом стопы в пах.

Жалости нет — просто ответная реакция на агрессию.

— Ну что, вы двое… Кто первым будет жрать землю? — вырывается из горла хрип.

Кобаяси тут же встает в стойку и прыгает ко мне. Он заносит руку и тут же бросает её вниз, вскрикивая от боли. Я всего лишь на миг опережаю его и бью в ключицу. "Лапа дьявола" не подводит и раздается хруст. Обычному человеку трудно пробить ключицу, она скрывается за мышечным корсетом, но я ведь не очень обычный человечек. Потому то сразу же обрабатываю вторую ключицу, наношу удар пыром в мениск, коленом в лицо, и против меня остается один противник.

Как и ожидалось, Окамото нарушил своё обещание не использовать оммёдо. Он быстро-быстро начал делать кудзи-кири. Быстро-быстро, но… Я ожидал этого, а вот он вообще не ожидал, что заостренный карандаш вонзится в ногу.

Хлопок ладонями по ушам и потом апперкот. Да так, чтобы тело оторвалось от асфальта и по красивой дуге пролетело до стены. До стены с окровавленной бабочкой.

Я обернулся. Три тела лежали на асфальте. На всё про всё пять секунд…

Черт побери, какое же новое тело медленное…

Только один из лежащих стонал, держась за причинное место. Недавно герой, а теперь жертва. Я сплюнул кровавой тягучей слюной на ладонь и провел ещё раз по мордочке бабочки. Зачеркнул её, как запрещающий знак. За спиной раздался вздох, то ли ужаса, то ли восхищения.

На глаза попалась птичка с белым ободком возле глаз. Она легко вспорхнула и помчалась прочь, часто взмахивая крыльями.

Мне тоже не стоило задерживаться. Но финальный штрих всё-таки я должен был нанести. Обвел взглядом молчащих учеников, которые в ужасе смотрели на меня, после этого сплюнул и произнес:

— Я не хочу ни с кем воевать. Я хочу, чтобы меня оставили в покое. Издевательств я никому не спущу и буду биться до последнего вздоха. Советую подумать тому, кто в следующий раз захочет оскорбить меня или моих родителей. Я всё сказал…