Уникальный элемент - Юлия Сергачева Страница 18

— Мы должны попробовать уйти, — сказал Брюс, обращаясь к самоуверенной клыкастой харе. — Ты ведь не планируешь скоротать здесь вечность?

Вепрь, судя по замшелым и вросшим в камень клешнеподобным копытам, именно так и надеялся провести остаток своих дней (если какие-нибудь наглые бродяги не сковырнут его с места!), а вот девушка встрепенулась.

— Я не смогу уйти. Я…

— Что ты?

— Я дочь барона. Я с самого детства принуждала других исполнять свою волю.

— Ты меня извини за недостаток воображения, — Брюс криво усмехнулся, — но мне отчего-то охотнее представляется, что ты принуждала лишь себя саму исполнять свои прихоти. Спорим, у тебя даже горничной не было?

Элия бросила на него сердитый взгляд, покраснев. Перекинула за спину растрепавшуюся косу (заплетала-то она ее умело, с явной привычкой) и выпрямилась во весь рост.

— У тебя не только воображение неважное, но и память. Ты сам-то здесь по чьей воле?

— По своей, — покривил душой Брюс.

— Я даже тебя вынудила идти со мной. И… — она умолкла.

«Дьенка» — просилось на язык, но Брюс решил, что сейчас не время проявлять проницательность. Тем более что у бедняжки любая недоговоренная фраза заканчивалась этим звонким именем.

Отвлек, называется, девушку визитом к местным достопримечательностям…

— Не думаю, что замок сочтет это настолько серьезным, чтобы обратить твое сердце в камень.

— Что ты понимаешь… И даже если и так, когда я уйду, то скорее всего изменюсь необратимо. А если Дьенк еще жив? Как он сможет принять меня иной?

Она вдруг вздрогнула, потянулась к Брюсу, странно заглянув в глаза. Будто пыталась там рассмотреть что-то еще. Торопливо глянула через плечо… и вздохнула разочарованно.

— А ты иди. Тебя здесь ничего не держит.

Брюс хмыкнул.

— Думаешь, я никого ни к чему не принуждал? Например, Дьенка… — он подумал и смягчил приговор: — Впрочем, как раз он-то, может, и не пойдет в счет, потому что не совсем человек, а заклятия в этом отношении строги.

Хотя… И впрямь, рискнул бы Брюс пересечь границу в иных обстоятельствах?

— Ты маг, — в словах Элии послышалась нотка мимолетной зависти, — тебя замок может выпустить.

— И зачем мне это нужно?

— Ты же рвался на свободу.

— Угу. Надо будет привезти сюда госпожу баронессу Загорскую, чтобы продемонстрировать сидящую за решеткой дочку. Скажу, что лично поймал и посадил.

— Она будет счастлива, — безрадостно пообещала Элия.

— А может, останемся в замке вместе? — бодро предложил Брюс. — Я буду ходить на охоту, приносить добычу, ты ждать меня в замке. Вот и досталось мне баронство, вместе с имуществом.

Элия приподняла уголки рта в блеклой улыбке. Девушка даже внешне переменилась. Жертвенность наилучшим образом сказалась на ее облике, придав ему возвышенность и благородство. Глаза сухо блестят, круглые щеки обрели строгость линий, губы решительно закушены. Прямо хоть гравюру в героическую книжку вставляй…

— Нет. Иди… — (И надрыв в тоне появился, надо же!) — Я освобождаю тебя от службы.

— Серьезно?

— Да. Прости меня, пожалуйста, что заставила тебя бросить дом и Айку. И что вела себя как…

— Самоуверенная и самовлюбленная богачка.

— Самоуверенная… — послушно повторила Элия. Помедлив мгновение, нахмурилась: — Издеваешься?

— Наслаждаюсь.

И еще бы век наслаждался ее таким трогательным и робким смирением, но оно вот-вот обратится в уже знакомое негодование. Хорошенького понемногу.

— Ты напрасно меня недооцениваешь, — Брюс усмехнулся хоть и широко, но несколько уязвленно. Сбросил куртку на руки безропотно подхватившей ее девушки. Подмигнул снисходительно: — Все же какой-никакой, но я маг. Что мне древнее тухлое проклятие?

— Погоди… Так ты можешь избавить замок от проклятия?

— Замок? Зачем? Нас двоих запросто.

— Как?

— Я же потомственный некромант. Мой дедушка был некромантом, он на проклятиях собаку… то есть кошку… нет, скорее дохлого выварана съел. Мой дядя чужими проклятиями в свой адрес обед приправлял для забористости. А уж я…

И Брюс с удовольствием изобразил руками несколько сложных, таинственных и однозначно уверенных пассов на глазах оторопевшей Элии и поскучневшего вепре-тритона. Заодно и мух разогнал, которые обнаружили-таки на территории замка живых существ и нашли их гораздо приятнее для компании, чем местные крысы и камни.

Хоть Брюс скорее импровизировал, но пространство откликнулось на движения его пальцев, за костяшками потянулись сгустившиеся черноватые волокна. Проклятие насыщало солнечный полдень грязной осязаемой дымкой. Оно же и обманчиво красило светлые башни копотью.

— Так мы можем… — Элия моргала недоверчиво. — Можем уйти?

— А что нам помешает? — (Ну, разве что наглухо запертая решетка, в которую он сгоряча влепился.) — Как вошли, так и выйдем. Вон через тот пролом в стене…

— Чем некроманты схожи с земляными магами? — риторически вопрошал дядя, обминая длинными мосластыми пальцами воздух вокруг обомлевшей селянки, что пришла ночью за помощью. — Тем, что они, как и мы, предпочитают иметь дело с вещами материальными. Возьмем любое проклятие… Что это, как не материализовавшаяся воля человека? Его желание, воплотившееся в определенную форму. Порча, сглаз, приворот… Наше дело лишь усилить воздействие… Тихо, глупая! — осадил он дернувшуюся от такого обещания тетку. — Хуже не сделается. Хуже некуда, — дядя подмигнул сидевшему напротив и жадно внимавшему Брюсу.

Тот и сам видел, что хуже некуда. Под пальцами дяди вокруг растрепанной головы незнакомой тетки шевелились все сгущающиеся грязно-серые протуберанцы, будто кто-то посадил ей на макушку медузу.

„Зломаета… — послушно раскрылась книга на нужной странице. (В памяти, конечно! Он бы в жизни не сознался, что трогал дядину собственность.) — Просторечное название „чернушница“. Подсаживается обычно близкими людьми, часто по скудоумию и злобе, реже случайно. В легких случаях сходит сама через день-другой. В сложных требует магической коррекции…“

У селянки был легкий случай, „медуза“ вяло колыхалась, едва шевеля отростками. Хуже некуда — это в том смысле, что худшее уже позади. Дядя ловко снял ее с теткиной головы и брезгливо сбросил в подставленную тряпицу.

Тетка выпучила глаза, таращась на дымчатый, мерзко шевелящийся клок.

— Коли видишь напасть, так с ней и сладить легче, верно? В огонь ее! Сама кидай, ну!

Селянка подхватилась, швырнула комок вместе с тряпицей в огонь, судорожно обтерла руки о живот. Потом разулыбалась щербато: „Полегчало, батюшка…“

Брюс тоже улыбался, глядя, как дядя принимает из рук позабывшей о своих горестях селянки мелкую монетку…»