Тройной переплет - Юлия Фирсанова Страница 18

– Ой! Я ее знаю, – обрадовалась неожиданности девушка. – Сегодня видела, знаешь, насчет сурового нрава ты прав, для этой дамочки существует ее мнение и неправильное. Твоя невеста пыталась прочесть нотацию насчет того, с кем мне обедать! Пришлось послать прекрасную деву в… лес.

Атриэль совершенно по-мальчишечьи хихикнул, тут же опасливо глянул на спину шефа, но тот ничего не услышал или предпочел сделать вид, что не услышал смеха в столь тревожный для родины час.

– О, эта дева именно такова, поэтому я упросил дядюшку рекомендовать меня на освободившееся место блюстителя, сообщив роду, что желаю служить Лучнитэль и эта тяга превыше стремления к брачным узам. А медальон я поклялся родительнице носить как напоминание о долге, ожидающем меня за порогом Цветилища, – закончил чрезвычайно лаконичный для дивнорожденного рассказ мятежный член эльфийского рода.

– И каждый раз, когда думаешь, что в Цветилище скучновато, глядишь в лицо Кайлис, и сразу становится жуть как весело, – подвела итог Элька.

Юноша только опустил длинные ресницы в знак согласия с выводами посланницы Совета богов и спрятал медальон под одежду, а у хаотической колдуньи уже был готов следующий вопрос. Мотнув головой вперед и указывая подбородком на гибкую фигуру высшего цветильца, Элька поинтересовалась шепотком:

– А он всегда такой печальный пессимист или очень из-за цветов переживает?

– Высший цветилец очень огорчен увяданием Цветилищ, но в осеннюю пору и в лучшие времена он никогда не был склонен к веселью, – ответил источник информации и пояснил, видя откровенное непонимание на симпатичном лице внимательной слушательницы. – Он истинный избранник Эннилэра! Его нрав – отражение смены сезонов Живой Природы: осенью – печаль, зимою – покой, весною – любовный трепет, летом – веселье. Ты же видишь голубой отлив волос!

– То есть настроение высшего цветильца и колер зависят от времени года, – удивленно протянула девушка, раньше не слыхавшая о таких уникумах.

– Несомненно, – подтвердил Атриэль, не видя ничего странного в своем рассказе.

– Стало быть, проблема с клумбами только усугубила его романтичную печаль, превратив в черную меланхолию! А как меняется шевелюра? – уточнила Элька.

– Осенью цвет волос цветильца голубой, как выцветающее небо, зимою белый, словно снега, укрывающие землю, весной зеленый, будто первый листок, а летом алый, точно спелая грановика, – поэтично объяснил Атриэль метаморфозы волосяного покрова начальника, которые явно не обошлись без магии эльфов. Он говорил так обыденно, как растолковывал бы малому ребенку элементарные понятия, что вода мокрая, а камень твердый.

– Здорово, а я вот зимой и летом одним цветом, как елка, может, тоже покраситься? Вот рыжей я чего-то давненько не была.

На заднем плане, у зеркала, кто-то тихо не то вздохнул, не то простонал. Элька хихикнула и заметила для друзей:

– Нет, не буду, рыжий у нас уже есть. Красивей, чем у Лукаса, не получится! – И не успел еще кто-то там, в доме, выдохнуть с облегчением, как проказница закончила: – Если менять цвет, то только на кардинально фиолетовый!

Рэнд прыснул, оценивая шутку, Макс простодушно заметил, что светлые волосы подруги ему очень нравятся, а Элька уже почти серьезно заключила, подводя итог беседы с Атриэлем:

– Если у вашего начальника такие сезонные перепады настроения, тогда остается лишь радоваться, что Лучнитэль ушла осенью. Если б вашему цветильцу хотелось летнего веселья, а нужно было по-осеннему горевать, он мог и свихнуться от противоречивых чувств.

И, несмотря на мрачность ситуации, молодой эльф снова не удержался от короткого смешка, видно, слишком явно представил сходящего с ума босса…

Вскоре тропинка вывела путников к огромному дереву. Это был не клен – типичный представитель флоры Эннилэра, на которых гости насмотрелись уже предостаточно, а здоровенный, мало кому доводилось видеть такие, валисандр. Огромное дупло внизу служило распахнутыми настежь вратами, ведущими во чрево древа. Пожалуй, двери в дом компании были поменьше раз эдак в пять. Живой, здоровый, дышащий жизнью и властной красотой великан был Лесным Храмом. У самых корней великого дерева, окружая его, стлался гигантский разноцветный ковер цветов. Кажется, самых разных видов, но, приглядевшись повнимательней, Элька поняла, что растения здесь одной-единственной разновидности, похожие на бордюрные розы, только всевозможных, воображаемых и даже невообразимых, расцветок. Именно эти культовые растения и украшали вышитый этнический пояс высшего цветильца.

«И что их не устраивает? Кто тут вянет, кроме наших ушей, от эльфийских вздохов?» – удивилась Элька, хлопая глазами на великолепную клумбу, каковой не видела даже на картинках с выставок всяких там цветоводов-фанатов из Голландии. Однако, подойдя ближе и приглядевшись внимательнее, сообразила: дивнорожденный цветилец в своем скорбном листке не соврал. Мелкие розочки и впрямь имели слегка усохший вид, несмотря на то что земелька под ними была влажной и вполне даже плодородной, с точки зрения Эльки, провозившейся в отрочестве немало часов на производственной грядочной практике отнюдь не в добровольном порядке.

Мирей, не дожидаясь особого приглашения или разрешения, прошла к грандиозной клумбе, опустилась на корточки, отложила посох и зарылась обеими ручками прямо в грунт под цветочками. Прикрыла глаза, застыла на несколько секунд, потом медленно промолвила, вероятно пребывая в жреческом трансе единения с природой в целом или священной клумбой в частности:

– Эти цветы особые, им нужна не только влага, земля и свет солнца…

«На свету и в хлоропластах из воды и углекислого газа…» – некстати всплыло из запасников Элькиной памяти определение фотосинтеза, а Мирей продолжала:

– Они нуждаются в иной силе, и запасы ее на исходе! Бедняжки! – Эльфийка от всей души пожалела растения и зашептала: – Ирилия всеблагая, снизойди к Очам своим, даруй силы, в коей нуждаюсь, пусть прольется она целительной влагою и напоит страждущую землю!

Руки эльфийки, читавшей молитву, окружило золотое искристое сияние. Оно стекало, будто вода, на подвядшую клумбу и распространялось кругами, все дальше и дальше вокруг древа по цветущему ковру. Под действием живительной силы цветы, будто в убыстренной съемке, поднимали головки, расправляли листочки, наливались свежим соком. Восторженные вздохи цветильца и молодого хранителя раздались слева от Эльки. Клумба снова сияла свежестью и красотой! Легкий, едва уловимый прежде запах тоже обрел новую силу, разливаясь в воздухе ароматом изысканных духов: свежим, легким, увлекающим нюансами полутонов. Этот аромат хотелось вдыхать и вдыхать, его хотелось пить, обернуться им вместо плаща и навсегда забрать с собой на память.

Мирей прошептала благодарность своей богине, откликнувшейся на зов, и встала. Сознание выполненного дела было на прекрасном лице целительницы, но не радость.

А руки ее, между прочим, как подметила хаотическая колдунья, оставались совершенно чистыми, без всякого следа почвы на коже и под длинными ноготками. Вот Эльке на прополке никогда не удавалось такого фокуса. Даже через два слоя перчаток (резиновые и матерчатые) земля умудрялась пробраться внутрь какими-то партизанскими тропами и накрепко обосноваться в лунках ногтей. Причем – вот зловредный парадокс! – чем свежее и красивее был маникюр, тем больше земли оказывалось под ногтями.