Красное на красном - Вера Камша Страница 18

Когда восстание Окделла стало захлебываться, Хогберд бросил мятежного герцога и удрал в Агарис, хотя именно он подбил беднягу Эгмонта на отчаянный шаг. В этом был весь Питер — загребать жар чужими руками, а если запахнет жареным, прыгать в кусты, и пусть отдуваются другие. Смелую до безрассудства Матильду от Хогберда тошнило, но приходилось терпеть и соблюдать приличия. В частности, принимать гостей в соответствующем виде.

Матильда Ракан принадлежала к той редкой породе женщин, которые терпеть не могут заниматься своими туалетами. Всем портновским изыскам принцесса предпочитала мужское охотничье платье, но, несмотря на небрежность в одежде, пристрастие к мужским забавам, крепким словечкам и выпивке, всю жизнь пользовалась бешеным успехом. Ее последний любовник был на двадцать лет моложе великолепной Матильды, и избавилась она от него с большим трудом, объявив, что пятидесятилетней бабе нужно думать если не о душе, то о внуке и политике.

Принцесса с ложной строгостью отпихнула от себя коричневую морду, вполголоса ругнулась и с помощью единственной в доме служанки сменила любимый и привычный мужской костюм на пышное, хоть и потертое платье моарского бархата.

Черный парик с буклями Матильда нахлобучила самостоятельно, она не терпела, когда ей помогали больше, чем нужно. Украсив внушительный бюст рубиновой брошью, чудом избежавшей лап гоганских ростовщиков, вдова выплыла из спальни, проклиная про себя неудобное платье, назойливого гостя, бедность, нудный, осенний дождь и осточертевший Агарис.

Развалившийся в обитом потускневшей парчой кресле Хогберд при виде хозяйки поднялся и отвесил учтивый поклон. Матильда буркнула что-то приветственное, но руки для поцелуя не протянула — обойдется. Питер любит ее не больше, чем она его, но они в одной упряжке, и никуда от этого не деться. Тягаться с Олларами и Сильвестром можно лишь общими усилиями. Принцесса не сомневалась, что Хогберд спит и видит себя кансилльером, но кансилльером Талигойи может быть только Август Штанцлер.

— Вы хотели меня видеть? — Матильда славилась тем, что всегда брала быка за рога.

— Моя принцесса, знаете ли….

От баронского «знаете ли» Матильду трясло, равно как и от его бороды. Впрочем, без бороды Хогберд был еще хуже. Когда пять лет назад Питер впереди своего визга примчался в Агарис, его лицо покрывала короткая пегая щетина. Борец за свободу Талигойи, удирая, озаботился побриться. Разумеется, во имя Отечества, которое не перенесло бы гибели Питера Хогберда.

— Пока, барон, я ничего не вижу. Садитесь и рассказывайте. Вина хотите?

— Благородная Матильда, я осмелился презентовать вам дюжину бутылок белого кэналлийского. Они уже в буфетной. Поставщик уверяет, что это особенная лоза. Зная вас как знатока…

Матильда Ракан в вине и впрямь разбиралась. Так же, как в политике, оружии и лошадях, а вот дела, извечно почитающиеся женскими, ее раздражали. Отказываться от подарка и выставлять на стол более чем посредственное винишко было по меньшей мере глупо, оставалось поблагодарить услужливого барона.

— И что скажет благородная Матильда?

Белое оказалось очень и очень неплохим, хотя в Кэналлоа делали вина и получше.

— Неплохо, но для кэналлийцев не предел. Эр Питер, давайте начистоту. Что случилось?

— Мне, право, неприятно, но это касается нашего дорогого Альдо.

С какой это стати Альдо стал «его дорогим». Внучок, конечно, еще тот обалдуй, но коня от борова отличит. Потому и спелся с Эпинэ, а Хогберда на дух не переваривает.

— Что натворил мой внук на этот раз?

— О, к счастью, ничего непоправимого. — Питер достал сплетенный из серебряной проволоки кошель с рубиновой застежкой. Откуда у прибежавшего в Агарис чуть ли не в чем мать родила Хогберда деньги, Матильда не знала, но барон как-то сумел поправить свои дела, недаром на его гербе красовался цветок тюльпана, из которого сыпались золотые монеты.

— Уже легче, — принцесса по-мужски стремительно осушила бокал, — и что мне предстоит исправить?

— О, ровным счетом ничего. Все уже исправлено, — Питер извлек из кошеля старинные четки темного янтаря, — я выкупил их у гогана.

— За сколько?

— Неважно. Пусть эрэа позволит мне оказать маленькую услугу дому Раканов

— Сколько? — угрюмо повторила Матильда.

— Ну, если эрэа настаивает…

— Настаиваю!

Как же это некстати…. Но придется раскошелиться. Есть люди, быть обязанным которым неприлично. Вот от Эпинэ можно принять любую помощь, но бедняга Иноходец сам без гроша. Что поделать, если честь и золото друг друга терпеть не могут.

— Двадцать шесть вел [57], — потупился Питер. — Гоган знал, что у него в руках фамильная реликвия…

Двадцать шесть вел?! Это значит, до лета в этом доме мясо увидит только Мупа. Да пропади они пропадом, эти четки! Матильда сама потихоньку спустила почти все свои девичьи драгоценности, и не ей пенять Альдо. А брошка ей все равно надоела…

— Я пришлю вам деньги завтра же.

— Эрэа…

— Барон Хогберд, — принцесса поднялась, и визитер был вынужден последовать ее примеру, — я благодарю вас за оказанную услугу, но дайте мне слово, что больше не станете, — Матильда замялась. Хотелось сказать «лезть не в свое дело», но Хогберд был хоть и поганым, но союзником, из которого не следовало делать врага, — не станете рисковать своим имуществом ради спасения нашего.

— Мне бы не хотелось…

— Если вы и впрямь служите дому Раканов, просьба сюзерена для вас закон.

— Повинуюсь, эрэа. Слово Человека Чести.

Да, Питер Хогберд — Человек Чести. По рождению. Только вот честь и рядом с ним не лежала, даже странно, что он в родстве с Окделлами.

— Еще раз благодарю вас, барон.

Слава Создателю, ушел… Любопытно, чего он хотел — оказать услугу или заработать. С Хогберда станется выкупить янтарь за двадцать, а «вернуть» за двадцать шесть. Одна радость, что в доме появилось приличное вино, хотя вряд ли его хватит надолго. Вдовствующая принцесса Матильда пропустила еще стаканчик и решила поговорить с Альдо.

Поднимаясь по лестнице в башенку, где обитал внук, почтенная дама наступила на собственный подол, раздался треск разрывающейся материи. Этого еще не хватало! Опять деньги на ветер. Помянув Разрубленного Змея со всеми родственничками по женской и мужской линиям, одним из которых, без сомнения, был Питер Хогберд, принцесса ввалилась к любимому внуку.

Альдо лежал на кровати с какой-то книгой в руках, которую при виде бабушки торопливо сунул под подушку. Матильда представила, о чем парень читал, и с трудом подавила смешок.

— Чего хотел от тебя этот боров? — осведомился внук, не простивший Питеру ни его трусости, ни его богатства.