Проклятие валькирии - Елена Счастная Страница 17

Правду сказать, Инголье, как узнал, что ему не доведется поквитаться с Фадиром лично, подрастерял пыл. Но все ж не зря ведь он плыл в Гокстад вместе со всеми, несмотря на предостережение вельвы.

А вот почти все мужи добычей оказались довольны. Но слушать их стало и вовсе невыносимо. Ингольв, чуть передохнув, встал и пошел вдоль берега. Глянул издалека на кучку пленников, которые пытались уснуть связанными. Их тоже накормили: плох тот хозяин, что морит голодом своих рабов. Из таких обычно выходят плохие работники, слабые и злые. Показалось даже, Ингольв увидел, как блеснул рыжиной на волосах Асвейг отсвет костра.

Вскоре он отошел от лагеря дальше, едва различая в плотных сумерках границу воды и суши. Он слышал голос моря, вечный и размеренный, слышал шепот леса, которым порос почти весь остров, за исключением широкой береговой полосы. Но на душе было неспокойно.

И тут впереди, на фоне темнеющей громады утеса, который облизывали пенистые волны, Ингольв увидел белую человеческую фигурку. Будто бы даже женскую. Но вот он подошел ближе, и она разделилась на две: женскую и волчью. Девушка словно была вылеплена из снега: белые волосы, кожа и платье, в остальном сшитое так, как и у жительниц Скодубрюнне или Гокстада. Даже хангерок поверх него был белым. А на поясе незнакомки висел в ножнах меч, прекрасный и острый, судя по рукояти. Рядом с девушкой и правда сидел волк с необычной светло-серой шкурой. Он внимательно, совсем не по-звериному уставился на Ингольва, а тот встал поодаль, размышляя не сошел ли с ума в одночасье. Этот острое необитаем, и откуда здесь взяться такой необычной воительнице?

Призрачная дева словно и не заметила его приближения. Все так же неподвижно она стояла и смотрела в сторону моря, будто разговаривала с ним одними только мыслями. Но стоило сделать еще несколько шагов к ней, как проговорила тихо, но так отчетливо, точно в самое ухо:

— Ты не должен видеть нас, Ингольв. Почему видишь?

И повернула голову Взгляд светло-голубых глаз пронзил ледяными иглами, неживой, но и не мертвый. И явно не принадлежащий Мидгарду.

— Кто ты и что здесь делаешь? — замедляя шаг, спросил в ответ он.

Дева опустила ладонь на загривок волка, погрузила пальцы в густую шерсть, ее переставая пытливо его оглядывать.

— Он твоя фюлыъя***. И я тоже.

Зверь будто бы согласно рыкнул, на миг обнажив блестящие клыки.

А вот это уже совсем скверно. Либо рассудок помутился после путешествия за грань жизни и смерти, либо все самое плохое только впереди. Ведь если духи-покровители являются человеку во плоти, значит, скоро он умрет. Говорят, двум смертям не бывать — но ему уже довелось проверить, что это не так. Ингольв даже не нашелся больше, что на это сказать. Но, поразмыслив, предположил:

— Еще сегодня днем я был мертв. Может…

Девушка кивнула, слегка улыбнувшись, словно его догадливость ее порадовала. А вопрос-то, оказывается, был проверкой, сможет ли понять. Она плавно опустилась на песок, а волк тут же лег рядом. Откинув за спину белые волосы, фюльгья похлопала ладонью по земле, приглашая присоединиться. Ингольв чуть помедлил, сомневаясь, но сел тоже. Искоса оглядел деву вблизи и заметил, что одежда-то ее полупрозрачная, и сквозь нее легко просматриваются очертания тела. Но, верно, духа это вовсе не беспокоило. Она бесплотная и не опасается, что здоровенный мужик вдруг захочет на нее покуситься. Желания, конечно, и так не возникло. Но вдруг?

— Ты знатно вляпался, Инголье, — тем же мелодичным голосом, который так не подходил грубым словам, молвила она.

— Еще одна прекрасная весть за сегодняшний день, — он хмыкнул, перестав ее разглядывать. — И во что же?

— Та девушка, что спасла тебя — некромант.

— Я догадывался.

Фюльгья вздохнула, по берегу от моря пролетел порыв ветра и донес до обоняния ее запах: не соленой воды, а травы, схваченной первым морозом.

— Теперь ты связан с ней. Твоя жизнь зависит от нее. Она завладела ею и может управлять так, как пожелает. И если умрет она, то умрешь и ты, — дева вновь посмотрела на него. — Поэтому ты видишь нас.

— И что же, ты хочешь сказать, она сделала это нарочно?

Тогда многое встало бы на свои места. Этакая месть за то, что убил того парня, за то, что напугал до полусмерти и разорил дом. Да за что угодно. Только почему не пригрозила, когда он не стал немедленно требовать ее освобождения у отца? Не хотела открываться при всех?

— Я не знаю ее намерений. Как не могу прочесть ее душу. Словно она не отсюда, не принадлежит нашему миру, — фюльгья снова обратила взор к темному в ночи морю, продолжая мерно поглаживать волка между ушей. — Потому ты не должен отпускать ее от себя. Должен наблюдать. И оберегать, если хочешь жить.

— Не лучше ли тогда добиться ее свободы? — Ингольв скривился от мысли о том, чтобы опекать Асвейг

Будто мало ему забот. Да и с женщинами обращаться он не особо умел. Достаточно посмотреть на них с Мерд.

— Свобода не доводит таких, как она, до добра.

Дева неспешно встала. Песок на берегу вовсе не был чистым, но ее одежда ничуть не запачкалась. И окажись вдруг фюльгья в небе рядом с луной, верно, смогла бы затмить ту сиянием. Ингольв никогда не думал о том, как выглядят его духи-покровители. И предпочел бы никогда этого не узнать, но он и представить не мог, что они такие. Дева и волк.

— И что же, теперь вы всегда будете мелькать у меня перед глазами? — скорее в шутку решил поинтересоваться он. — Меня за полоумного примут, если я с вами разговоры вести буду где ни попадя.

Но, верно, фюльгья его иронии не оценила. Или, может, на ее неподвижном лице мало что отражалось.

— Мы не станем тревожить тебя попусту. Но если увидишь нас, слушай и смотри. Иначе будет плохо.

Фюльгья отступила на шаг, потом еще. И так, помалу, отдалилась и пропала в темноте пустынного берега. На чистое, безмятежное небо взошла луна и бросила по морской глади сияющую дорожку. Теперь путь назад было видно гораздо лучше. Ингольв быстро вернулся к спящему лагерю. Кивнул издалека дозорным и вновь сел у огня. Вспоминая от начала и до конца встречу с фюльгья, он осторожно ощупывал бок и то и дело посматривал в ту сторону, где разместили пленников. Невыносимо хотелось вытянуть из их толпы Асвейг и потребовать ответа. Но женщины хитры: она вряд ли сознается хоть в чем-то. А он поставит себя перед остальными в глупое положение.

Лишь к середине ночи Ингольв почувствовал, что глаза начали слипаться. Он дотащился до своей гребной скамьи, разворошил под ней вещи, которые кто-то предусмотрительно сложил на положенное им место. Мимоходом наткнулся на кованый ларец и поборол желание немедленно сесть, чтобы рассмотреть рунные дощечки получше. Ингольв затолкнул короб подальше в заплечный мешок и, забрав войлок, вновь, прихрамывая от боли, что билась в боку при каждом шаге, вернулся к остальным. Кое-как найдя положение, в котором не так давала бы о себе знать рана, он улегся и вскоре провалился в сон.