Фантом - Александра Лисина Страница 17

Однако, прочитав предоставленный мне и наполовину заполненный договор, я скептически поджала губы и очень внимательно посмотрела на внезапно занервничавшего мужичка.

– Здесь указан срок всего в три дня, уважаемый, – раздельно сказала я, ласково глядя ему прямо в глаза. – И цена – две серебряные лиры.

У старосты дернулся уголок рта.

– Конечно. За тиксу больше не дают.

Я посмотрела на него еще ласковее.

– А если это окажется не тикса?

– Дык кто ж еще, если не она? – фальшиво удивился староста, вильнув взглядом. – Эти ж Твари кладбище как раз и любят. Тела глодают, пока есть время… да тикса это. Точно. Как есть – тикса!

«А говорил, о Тварях ничего не знает, – презрительно фыркнул Лин. – Гайдэ, может, пойдем отсюда? Явно же – врет, сволочь. И платить не хочет, раз легкой работой завлекает».

Я улыбнулась совсем зловеще.

– То есть, – с грозным видом сделала навстречу попятившемуся мужику крохотный шажок. – Если это будет не тикса, вы вправе не платить мне больше двух лир по той причине, что именно эта сумма указана в договоре? И потому, что ни о каких иных условиях тут не упомянуто несмотря на то, что внизу есть для этого особая графа? Так, УВАЖАЕМЫЙ?

Староста уперся спиной в дверь и прижался затылком.

– Иными словами, моя работа, независимо от вида Твари, терроризирующей вашу деревню, составит всего две сраных серебряных лиры, даже если меня там на части раздерут или оторвут одну ногу? Так?!

Мужик икнул и начал медленно сползать вниз.

Я какое-то время смотрела на него, как гадюка – на упитанную мышь. Вернее, мы смотрели вместе, на пару с Лином и медленно свирепеющими Тенями. А поскольку в такие моменты мои глаза начинали светиться разноцветными огнями, то, наверное, этому ушлому слизняку сделалось не по себе. Так сильно не по себе, что даже челюсть запрыгала, как у припадочного. И руки ощутимо затряслись, силясь не выронить возвращенную мною, насильно всунутую в них бумажку.

– Всего доброго, – резко отвернулась я, доведя клиента до нужной кондиции, и быстрым шагом двинулась обратно. – Лин, мы уходим. Наши услуги здесь не нужны.

На единственной улице тем временем начал собираться народ. Такой же серый и унылый, как все вокруг. Женщины – в траурных черных платьях и грубых платках, надвинутых чуть ли не на глаза и полностью закрывающих волосы. Мужчины – с густыми бородами и смутной надеждой на обветренных, уставших лицах. Какие-то вымотанные, высохшие от постоянного страха и ожидания новых смертей. Безоружные, беззащитные, смотрящие с непониманием и стремительно зарождающейся угрозой во взглядах, направленных на побледневшего старосту.

Интересно, как долго в этой деревне не было рейзеров? А если были, то сколько из них посылали такой «договор» подальше? И как быстро все эти люди убьют дурака-управляющего, когда поймут, что находились всего в шаге от избавления? Судя по лицам, Тварь орудует тут уже не один месяц, что бы ни говорил этот урод. Да и народу что-то маловато в деревне. Ни одного старика не видно. Ни одного ребенка. Ни симпатичной молодки, кроме той, самой первой, которая так и сидела мышью в доме старосты. Только мужики – суровые, угрюмые и уже начавшие сжимать заскорузлые от тяжелой работы кулаки, да рано постаревшие бабы, в глазах которых страх мешался с полубезумной надеждой.

– Нет! Стойте! – в последний момент раздалось сзади жалобное. – Господин, не уходите! Господин… господин, я сейчас все переделаю! Только не уходите!

Я медленно обернулась.

– Я все сделаю! – обреченно посмотрел на меня скряга. – Все… что хотите… только примите заказ.

Я сузила глаза.

– Пиши. Немедленно. Как закончишь, принесешь. Проверю.

С такими мерзавцами только так и надо – коротко, сухо, жестко, чтобы даже мысли больше не держали о том, что могут безнаказанно наживаться за чужой счет. А этот, видимо, уже давно по морде не получал, раз так обнаглел. Видно, городов поблизости нет, на отшибе живут, а плохой староста всяко лучше, чем никакой. Вот люди и терпят. Но, судя по их лицам, даже этому безграничному терпению пришел конец, потому что сейчас, как мне кажется, дело вполне могло дойти до рукоприкладства.

Проводив глазами испарившегося старосту, я вернулась к своему демону и ободряюще сжала повод.

«Вот видишь, Лин? Стоило на него надавить, как все уладилось».

«Думаешь, не обманет?» – с сомнением покосился шейри.

«Пусть только попробует. Я в свое время на юридическом заочно пыталась учиться. Так что перед тем, как соглашаться, каждую буковку проверю. Особенно те, что пишутся мелким шрифтом. И если он хоть одну посмеет нарисовать криво…»

Демон, покосившись на меня черным глазом, неожиданно усмехнулся.

«А ты ничего, хозяйка. Понимаешь, куда смотреть».

«А то. Мы тоже не лаптем щи хлебаем, – в тон ему отозвалась я, и теперь мы усмехнулись уже вдвоем. – Кстати, Ас, как считаешь, там действительно орудует тикса?»

«Сомневаюсь, – тут же отозвалась Тень. – Тикс я встречал – трусливые Твари. Поодиночке на людей практически не нападают. Да и трупы не обгладывают до конца. А если уж и оставляют одни кости, то лишь тогда, когда больше есть нечего».

«Вот и я так думаю. Темнит что-то староста».

«Ты бы с людьми пока поговорила, – подал мудрый совет Гор. – Если староста чего и не знал, то, может, по причине того, что знать просто не хотел?»

«Логично», – я мысленно кивнула, благодаря брата за подсказку, и, обернувшись, поманила пальцем ближайшего мужика.

– Д-день добрый, господин, – в пояс поклонился заросший до бровей крестьянин, комкая сильными руками поспешно снятую шапку. Подошел сразу, едва понял, что зовут. Но как-то робко, бочком, словно боялся, как бы не укусили, что при его грузной фигуре и широких плечах смотрелось довольно комично. Взгляд тут же уронил в землю. Руки спрятал за спину. Да еще лицо сделал как у нашкодившего мальчишки, застигнутого строгим батюшкой в чужом огороде.

– Чего желаете, господин? – сопроводил он новый вопрос еще одним низким поклоном.

Я здорово озадачилась (с чего бы вдруг такой почет?), но потом поняла, что они сейчас на любого человека при мече, в доспехе и при таком коне, как Лин, будут смотреть, как на ангела-избавителя. Прижало их, видно, не по-детски. А воины – профессия почетная, благородная, тогда как от благородных до простых крестьян пропасть лежит немаленькая. Вот и кланяются, чтобы уважение выказать. Вот и приучены спину гнуть – что бабы перед мужиками, что простые мужики перед благородными. А тут я – вся такая загадочная. Выше него сантиметров на десять (спасибо каблукам и высокому шлему), плечи за счет доспеха кажутся больше раза в полтора, чем на самом деле (еще бы – под ним столько надето!), конь богатый, боевой. Рукоять меча из седельной сумки торчит, как положено. Шлем старый, но блестит («ура» речному песку и моим сбитым в кровь костяшкам), закрывает лицо больше чем наполовину, оставляя открытой только переносицу, глаза, брови и часть подбородка ^[4].