Путь гейши - Алина Лис Страница 17

Поначалу госпожа Масуда резко воспротивилась просьбе Мии.

Да, попятно, что на Эссо начался ханами и госпоже наложнице хочется выйти, полюбоваться на цветущие деревья. Но где это видано, чтобы женщина высокородного даймё путешествовала без свиты и без норимона — переносного экипажа, избавлявшего даму от нескромных взглядов?

Мии, выросшей в окружении вольных гор Рю-Госо, этот способ передвижения казался странным и диким.

Ну какое удовольствие можно получить от ханами, когда ты смотришь на него из бамбукового ящика? Пусть даже этот ящик размером может сравниться с небольшой комнаткой, изнутри украшен и устлан мягкими шкурами.

Мии хотелось разуться. Пройтись босиком по траве, зарыться пальцами в еще прохладную после зимы почву, вдохнуть живой аромат цветка.

Чтобы настоять на своем, девушка впервые воспользовалась властью, которую давало ее положение, и вдруг с удивлением обнаружила, что ее слово действительно что-то значит для этих людей. Как ни возмущалась госпожа Масуда, она была вынуждена уступить.

В сопровождение Мии дали двух самураев в полном боевом облачении. То ли конвой, то ли охрана.

— Обязательно посмотрите на холм Татакай! — напутствовала женщина на прощанье Мию. — Люди едут несколько дней, чтобы увидеть его, а потом до старости рассказывают внукам.

На все расспросы супруга управляющего только хитро улыбалась и отвечала: «Увидите».

Распаленная любопытством девушка полюбовалась всего полчаса на цветущую вдоль реки сакуру, а потом попросила охранников отвести ее к таинственному холму.

Дорога пролегала через обычную, ничем не примечательную пихтовую аллею. Ветви деревьев тесно переплетались, образуя высокий сводчатый потолок в бликах солнечного света.

Шагнув за пределы рощи, Мия ахнула.

Впереди, насколько хватало глаз, простиралось море. Синее, в фиолетовых переливах, оно поднималось по склону холма вверх, чуть волновалось, шелестело.

Море цветов.

Синие и аметистовые флоксы — нежные соцветия, собранные в гроздья на длинных тонких ножках. Ветер чуть покачивал их, создавая иллюзию ряби на водной глади.

Это было похоже на чудо. Словно сама Ко-но-хана — Дева Цветения — высадила здесь целый холм во славу весны.

Сквозь цветочное море вела узенькая тропинка. Мия вдруг поняла, что хочет взглянуть вниз с самой высокой точки. Она порывисто обернулась к своим суровым сопровождающим:

— Я хочу подняться наверх. Одна!

Самураи переглянулись, потом тот, кто был за старшего, кивнул:

— Это можно, госпожа. Татакай — священное место, никто не побеспокоит вас там.

Мия растерянно улыбнулась. Так просто? Она приготовилась воевать и спорить за право насладиться чудом в одиночестве, но это не потребовалось.

Запах цветов был похож на сливовое вино — такой же сладкий и так же пьянил. Мия шла наверх, а справа и слева волновалось море. Синее в брызгах аметиста.

У самой вершины над дорогой нависали врата-тории, словно отмечая место, где начиналась власть иных сил.

Мия вспомнила тории в Дзигоку, которые она вместе с другими майко так неосторожно распахнула во время гадания. С внезапно нахлынувшей робостью девушка подошла к воротам и поклонилась духам этого места, испрашивая дозволения войти.

Тихий шелест флоксов, похожий на вздох, был ей ответом. Мия решила, что это добрый знак.

Она поднялась на выложенную камнем площадку, медленно подошла к краю и встала, любуясь на сотворенное природой и богами чудо.

Ирреальная красота и полное безлюдье вокруг делали это место сакральным. Мия застыла, впитывая в себя залитый солнцем холм и цветочное море внизу. Сладкий аромат флоксов оседал на губах. Порхали бабочки — крупные, с бархатистыми крыльями, окрашенными в оттенки вишни и пурпура, они тоже казались цветами, внезапно обретшими дар полета. Пели сверчки.

— Нравится? — раздался за спиной знакомый низкий голос.

Мия вздрогнула и медленно обернулась.

Он стоял у врат тории и смотрел на нее с непонятным выражением лица.

Ей приходилось видеть Акио Такухати разгневанным и довольным, скорбящим и собранным, надменным и вожделеющим. Но таким она его не видела никогда.

— Очень, — тихо ответила Мия. — Холм прекрасен, как и сам Эссо.

— По преданию, здесь была битва. — Он медленно подошел. — Мой предок, Такэхая, бился с предком императоров Риндзином. Такэхая принял облик гигантского белого беркута, а Риндзин обернулся драконом. Они сражались три дня и три ночи. Пролившаяся кровь стала цветами. Раз в год, в годовщину битвы холм цветет, чтобы напомнить о ней.

— За что они бились? — тихо спросила Мия.

— За право владеть этой землей. На северные острова, где правили мои предки, сошли льды. Людям Такэхая нечего было есть. Они сели на лодки и приплыли сюда.

— Ваш предок победил?

Такухати покачал головой.

— Он проиграл. Был изранен и попросил добить его. Но император-дракон впечатлился доблестью побежденного. Он сказал, что отдаст эту землю, если Такэхая принесет вассальную клятву за себя и весь свой род…

Холодный и резкий голос даймё разносился над холмом. Мия слушала, как Акио скупо и просто рассказывает о событиях невообразимой, легендарной древности, и верила каждому слову.

— Такухати всегда держат свое слово. На протяжении веков Эссо был верен императорской власти. «Цепные псы Риндзин» — так нас называли, пока предательство Ясукаты не прервало династию.

— Ой, об этом нельзя говорить. Сёгун…

Даймё скривился и очень выразительно пояснил, где видел сёгуна вместе с тайной службой. Мия, успевшая за время жизни в «квартале ив и цветов» узнать значения некоторых слов, почувствовала, как у нее начинают гореть уши.