Слой - Евгений Прошкин Страница 17

– Костя! Чайник поставь!

Супруга говорила со слегка вопросительной интонацией, что делало тон приказным.

– Чего ты там крякаешь? – Зло бросил Константин, выдавливая из тюбика зубную пасту. – Сама и поставь! И вообще, кто должен завтрак готовить?

Почистив зубы, он густо намылил лицо и с удовольствием побрился, особенно тщательно выскоблив верхнюю губу.

Настя встала рядом и жалостливо прислонилась к дверному косяку. Растерянная, растрепанная, толком не проснувшаяся – глаза, как щелочки, на щеке красные складки от подушки… Тьфу.

– Кость, ты чего?

– А чего?

– Орешь с утра.

– А ты? «Поставь чайник»! Не видишь, я занят?

Ругаться он не собирался, но в то же время не понимал, как тот, усатый, до сих пор ее не придушил. Это ведь не только сегодня, это каждый день: «поставь чайник», «помой посуду», «сходи в магазин». Зараза…

– Ты что, Костя? – Повторила она, повысив голос. – Ты что, дружок? Ты на кого орешь, кобель? Думаешь, я все забыла? Простила?! Где вчера шлялся?

– Глохни, мымра, – не отрываясь от бриться, сказал Константин и вытолкнул ее в коридор.

– Ккак… к… как… – закудахтала Настя, вцепляясь в ручку и оттягивая дверь на себя – Костя водил станком вокруг кадыка и боялся отвлечься. – Как ты?.. Как ты назвал?! Кого – меня?!

– Коня! – Огрызнулся он. – Не дергай, а то порежусь. Кофе свари.

Настя сделала несколько глотательных движений и, ничего не ответив, удалилась. Константин закончил бритье, потом критически ощупал горло и намылил его по новой.

Умывшись и отметив, что полотенце пора бы постирать, он вышел на кухню и сел за стол. Жена, затевая какую-то нервную игру, вела себя подчеркнуто спокойно: сделала бутерброды, разлила по чашкам кофе, поставила рядом сахарницу. Сама она уселась напротив.

– Мы начинаем новую жизнь, – сообщила Настя.

– Ну-ну.

– Мне все надоело. Твое образование, твоя работа, твои ученики… Это раньше было престижно, а теперь другое. Раскрой глаза! Времена изменились, Костя, и уже давно. Переждать не получится, потому что ждать нечего. Людям безразлично, кто ты, им важно, сколько у тебя денег. Надо зарабатывать, понимаешь? А все твои «Волга длинней Миссисипи»…

– Миссисипи длинней, – спокойно возразил Костя. – Ну, продолжай.

Настя тяжело вздохнула и отодвинула чашку.

– В общем так, – сказала она после паузы. – Мне все равно. Где, каким образом – это твое дело. Деньги должны быть. Я не требую миллионов, но и копейки считать больше не стану.

– Короче, ультиматум.

– Да. Выбери, что тебе дороже.

– Получается, ты дороже. Ученики денег не требуют. Успокойся, это шутка. Сколько тебе надо?

– Ох, ох, крутой! Сейчас достанет лопатник и отслюнявит – капризной жене на булавки!

– Я спросил. Сколько?

– Не знаю. Чего прицепился? Заработай хоть что-нибудь, а там видно будет.

– Хорошо.

Костя встал из-за стола и пошел обуваться.

– Ты куда?

– За деньгами.

– Грабить, что ли, собрался?

– Ты же сама сказала – мое дело.

Грабеж – это когда у живых, подумал Костя. А когда у мертвых – это как-то по-другому называется. Не важно. Хватит чистоплюйничать. Рыцарь нашелся. Нужны бабки? Будут. Сколько он их оставил на квартирах у приговоренных? Дурацкие принципы. Они для этой жизни не годятся. Для какой-то другой – может быть. Но другой у него нет.

– У меня тоже условие, – предупредил он. – Я изменюсь, но и тебе придется. Начнем с фигуры. Что-то я давно не видел твоей талии.

– Талии? – Беспомощно улыбнулась Настя.

– А главное – грудь. У тебя должен быть третий размер, на худой конец – второй.

– Второй размер? – Переспросила она.

– Лучше все-таки третий. Такая, как сейчас, ты можешь устроить учителя географии, но человек с деньгами найдет себе поприличней.

Костя специально не выбирал слов, или напротив, выбирал – те, что быстрее дойдут.

– Как же я?.. – растерянно пролепетала она.

– А я – как? Старайся, работай над собой.

– Смеешься, – с облегчением молвила Настя. – Я, наверно, слишком жестко… но и ты пойми, ведь трудно же…

– Я понял, понял, – кивнул он, одевая ветровку и проверяя по карманам ключи.

– Ты скоро?

– Как получится.

– А все-таки зачем ты сбрил усы?

– Так ведь новая жизнь.

С ветровкой Константин явно погорячился – солнце, несмотря на ранний час, припекало вовсю, к обеду могло раскочегарить и до тридцати. Возвращаться, однако, не хотелось. Не из-за глупой приметы, а потому, что дома – жена и трудный разговор. Этого он не любил.

Пройдя квартал, Костя свернул во двор и направился к трухлявому, как пень, трехэтажному дому. Благородная дамочка с пуделем посмотрела ему вслед и презрительно отвернулась. В доме осталось лишь два одиноких пенсионера да многодетная семья, и если кто-то заходил в подъезд, так только затем, чтобы выпить или, наоборот, отлить.

Ни того, ни другого Костя делать не собирался. Внимательно осмотрев горелый почтовый ящик с подозрительно свежим замком, он достал из нарукавного кармашка маленький ключ и вставил его в скважину. В глубине, под свернутой «Экстрой-М», он нащупал прохладную ребристую рукоятку. На этот раз он планировал обойтись без стрельбы.

Черный список, который сидел у него в голове не хуже таблицы умножения, составляли в порядке значимости, но ни этого, ни алфавитного порядков Костя не соблюдал. Он ликвидировал тех, кого в данный момент было легче достать, а всякие там системы пусть останутся для пижонов.

Сегодня он наметил Валуева. Казнить министра социального обеспечения можно было в любой момент – Валуев работал на дому, а семьи у него, как выяснил Костя, не имелось. На улицу Иван Тимофеевич выходил редко, в основном – вечерами. Проветриться, размять ноги и, вероятно, придумать на свежем воздухе новую мочиловку. Валуев писал боевики. Пек их, как блины, в месяц по штуке, но в звезды так и не выбился – то ли таланта не хватало, то ли раскрутки, черт его знает. Жил безбедно, но без особого шика. В интернете висел по десять часов кряду – пресс-конференции, гнида, устраивал. Костя однажды подкинул ему пару вопросиков – был в гостях у товарища, и воспользовался случаем – так Валуев ответил. Он всем отвечал. Тщеславный, гаденыш. На это и купим, решил Константин.

Он прошел мимо арки, похожей на ту, что была у подъезда Панкрашина, и споткнулся. Вместе с аркой вернулось странное ощущение какого-то противоречия, даже несуразности. Не мог Валуев быть писателем, и дома безвылазно сидеть тоже не мог. Министр же! Его чуть не каждый день в новостях показывают… или постой…