Люби и властвуй - Александр Зорич Страница 17

– Сколько? ― спросил Эгин, заслоняя своей спиной Овель, совершенно ошалевшую от неожиданности и стыда.

«Бедняжку небось не учили, что оскорбления нужно глотать с тем же равнодушием, с каким больной глотает микстуры. Вдобавок она небось ожидает, что за прозвучавшее обвинение мне как чиновнику Иноземного Дома придется ни много ни мало, а вызвать этого пьяного мудака на поединок. На поединок!» ― Эгином овладела какая-то беспричинная веселость.

Сторож, почесав пятерней затьшок, тупо шевелил губами и загибал пальцы на правой руке. Масляную лампу, чтоб не мешала, он поставил на пол. Что-то складывал, вымерял или просто бормотал под нос что-нибудь вроде: «Только б не продешевить, только б не продешевить!»

– Быстрее, а то не получишь ничего! ― с нажимом сказал Эгин.

Он не то чтобы нервничал: Но он знал, что люди с собаками отыщут их укрытие очень быстро. То есть в запасе не более пяти-десяти минут. Потом они станут стучать в дверь. Потом выломают ее. Потом… Но нет, потом они с Овель будут уже мчаться к Северным воротам. Эгин ― на Луз. А Овель ― на гнедом грютском Вакире. А может, даже не так ― он оставит Овель у себя до утра. А утром, когда народу на улицах будет не протолкнуться, тогда они и поедут. Или еще лучше. Он оставит Овель у себя и они вообще никуда, никуда не поедут… Если бы у Эгина было время дивиться собственному ходу мыслей, он, пожалуй, удивился бы.

– Ладно, шесть, нет, семь золотых… И никто ничего не узнает.

– Четыре, и ни одним больше, ― отвечал Эгин. ― Если не нравится, придется мне вышибить мозги из твоей пьяной башки.

Тактика общения Эгина со смердами никогда не отходила от золотого правила «кнута и пряника».

– Твоя правда, четырех хватит. Давай сюда!

Эгин подошел поближе к свету. Извлек из сарнода четыре монеты ― золотые не золотые, ему без разницы ― и, приблизившись на два шага, подал их сторожу на открытой ладони. Словно корм ручному зверю.

Сторож, алчность которого тут же затмила все прочие чувства, взял лампу и сделал два шага навстречу Эгину.

– С-сука, ― вот что успел прохрипеть сторож, когда нога Эгина, обутая в сандалию Арда оке Лайна, достала его пах в беззастенчивом ударе, а ребро ладони Атена оке Гонаута опустилось на его затылок. Преклонив колени перед Эгином, сторож медленно осел на пол. Эгин обернулся к Овель ― к счастью, она не в обмороке. А значит, еще один удар носком будет кстати.

– Все, ― заключил Эгин, направляясь к черному ходу.

«Хотя нет, не все». Он остановился и бросил на пол перед сторожем четыре монеты. Быть может, среди них отыщется и одна золотая.

Прошедший дождик казался Эгину пустяковым, когда он шел по внешней стороне Желтого Кольца, вымощенной желтым песчаником. Лужи бьши мелкими, ручейков не было и в помине. Внутренняя часть Желтого Кольца выглядела конюшней после потопа. Канализационные канавки вышли из берегов, и нечистоты разлились по всей ширине улочки.

Овель подняла юбку и зажала ноздри. Эгин, не страдающий брезгливостью, пожалел о том, что не надел сапоги. Каждый их шаг сопровождался хлюпаньем нечистот и частым дыханием Овель. Эгин с надеждой смотрел вперед. Он очень редко удостаивал посещением эти места, оставляя эту привилегию слугам, рабам и иностранцам, а потому ориентировался здесь довольно посредственно. Впрочем, его чувство пространства и расстояния подсказывало ему, что до дома Голой Обезьяны оставалось не менее двадцати минут хода. С такой-то скоростью. Он сам мог идти, по меньшей мере, втрое быстрей, но вот Овель! Пока Эгин предавался этим мыслям, Овель, трогательно ойкнув, умудрилась поскользнуться и упасть на колени и упереться загодя выставленными ладонями прямо в скользкое дно канавы. Вот так. Руки благородной госпожи по локоть в вонючей маслянистой жиже, источающей запах перестоявшей мочи и крысиного ― почему-то крысиного ― кала.

– Послушайте, госпожа, будет лучше, если я понесу вас. Разве нет?

– Нет, ― с подростковым упрямством буркнула Овель, поднимаясь и отирая руки о подол.

«Зажимать нос рукой теперь довольно глупо», ― отметил про себя Эгин. На периферии его сознания отпечатался обрывок собачьего лая. Или показалось?

– Может, и нет, а я все-таки понесу, ― твердо сказал Эгин.

Не давая Овель опомниться, он подхватил ее худенькое тело на руки и двинулся вперед. К счастью, Овель была легка, словно барашек.

Тем временем становилось все мельче и мельче, а значит, нести Овель становилось все легче и легче. Да и к запаху Эгин уже успел притерпеться. Овель, безропотно обхватив Эгина за шею своей тонкой ручкой, была безмолвна. Ее грустные глаза блуждали по глухим, без окон стенам домов. Что она пыталась там увидеть?

Эгин остановился. Дом Голой Обезьяны должен быть теперь в пяти, ну максимум десяти минутах ходьбы. Только бы слуги не спали. А то придется барабанить в дверь битых полчаса. Только бы Амма не спал. Тэн, тот, конечно, услышит первым, но так как он глухонемой, ему придется делать вид, что не слышит. Да и плевать ему на стук в дверь черного хода! Хозяин-то ведь не имеет дурной привычки являться домой через черный ход, а остальные его вообще не интересуют, как и всякого нормального соглядатая Свода Равновесия. Если кто-то из чужих слуг услышит его, Эгина, стук ― еще хуже. И сплетни, и кривотолки, а там кто-то донос сподобится написать в Свод Равновесия! Ха-ха.

И тут он снова услышал лай. Не издалека, как ему показалось в первый раз. А изнутри. Из дома, что ли? Овель вскрикнула. Кажется, она что-то заметила. Всадник всегда замечает точку на горизонте быстрее лошади.

– Эй ты, парень, поставь девочку на крыльцо, а сам вали отсюда!

Да, это был непростительный промах. Коллеги из Свода подняли бы его на смех. Из-за хлюпанья воды не расслышать, как к тебе подкрался противник? Да такое даже салаги себе не позволяют. И то, что он, Эгин, все-таки слегка пьян, и то, что в голове у него ― костюмированный бал еще со вчерашнего вечера, все это, в общем-то, не оправдания.

Овель дрожала всем телом. Эгин аккуратно поставил ее на ноги. На крыльцо ― не дождетесь, а вот на ноги ― пожалуйста. Меч выпорхнул из ножен Атена оке Гонаута. Овель закусила нижнюю губу и, кажется, приготовилась реветь опять. Но Эгину было не до этого.

Два пса. При псах ― трое: Это явно те, которые шли за Овель по внешнему, мощенному камнем Желтому Кольцу. Собачки привели их куда следует. Они наверняка ворвались в дом, обнаружили валяющегося скрюченного пьяницу сторожа и распахнутую настежь дверь черного хода. А может, он уже оклемался и успел сообщить им, что беглянка не одна. Разумеется, они решили, что догнать Овель будет легче, если идти по мостовой, а не плыть сквозь нечистоты. Они узнали направление движения, обогнали их, а теперь ― не важно уж как ― прошли сквозь дом. Может, слуг перебили, а может, он тоже, Хуммер его раздери, «сдается».