Чужой огонь - Сергей Палий Страница 17

Двадцать мировых лидеров, приглашенных на открытие, уже находились в Москве и в правительственных вертолетах направлялись к спорткомплексу.

Город превратился в гигантский муравейник.

Событиям такого масштаба не смогла помешать даже пропажа трехсот сильнейших спортсменов мира…

Астафьев задерживался. Он позвонил несколько минут назад и сказал, что стоит в пробке на проспекте Мира.

Максим, проклиная все на свете, продолжил размещение прессы на стадионе. Блитчеры [1]для аккредитованных журналистов, коих набралось более девяти с половиной тысяч, были установлены в 17-м и 18-м секторах. Больше всех наглели американцы и европейцы – они беспардонно оттесняли коллег из других стран, пытаясь занять лучшие места. Цивилизованные люди на глазах превращались в базарных торгашей.

– Четвертый канал не пускают с восточного! – крикнул сотрудник отдела новостей Артем Панов, подбегая к Долгову и буквально выхватывая у него бутылку с минералкой.

– Аккредитованы?

– Да.

– Так в чем проблема?

– В последний момент выяснилось, что они посеяли бейджики. Пришлось временный пропуск делать, но на нем нет подписи секретаря Оргкомитета. Где теперь его сыщешь?…

Сдвинув Панова мощным плечом, к Максиму приблизился грузный Тсандер.

– Прессуха президента будет? – спросил он, почесывая крючковатый иудейский нос.

Максим оторвал взгляд от очередной заявки и осоловело глянул на Тсандера.

– Президента чего?

– Российской Федерации, – пожал плечами невозмутимый еврей.

Максим еще некоторое время смотрел на него, соображая. Потом наконец ответил:

– Это к управлению информации администрации президента. Не наш профиль…

Тсандер двинул густыми бровями и уплыл в шкворчащую толпу.

– Так что с четвертым каналом? – напомнил о себе Артем, возвращая минералку.

– Что с ним? – тупо спросил Максим, чувствуя, что кумекает все хуже и хуже.

– Не пускают. С восточного. Вот, запрос передали – Астафьев должен завизировать.

– Давай сюда…

Долгов взял отпечатанный на принтере листок, пробежал глазами и черкнул: «Проход на территорию комплекса разрешаю. И.о. начальника пресс-службы олимпийского Оргкомитета М.А. Долгов».

– Опомнились, мать их, – буркнул он. – Теперь хрен знает – пустят их с моей визой или нет. Сами виноваты.

Панов схватил листок и убежал.

Лежать здесь было удобно. Хорошая попалась позиция – прямо под куполом спорткомплекса, в трех метрах левее одной из стоек с двухкиловаттными прожекторами: никто против света не заметит. А отсюда все поле видать, как на ладони. Президентская трибуна в том числе. Единственная проблема – от прожекторов нестерпимо веет жаром.

Черниловский подергал правым локтем, примеряясь, устраивая его поудобнее на поролоновой подушечке. СВД-У – отличная винтовка: массивная, спокойная, не выкидывающая финтов в самый неподходящий момент. На самом деле – это лишь слегка модернизированная эсвэдэшка. Старая добрая СВД, которая всегда считалась самым надежным приятелем снайпера.

«Чернило, как слышишь?» – раздалось в правом ухе.

«Нормально, Гора. Я веду правый край?» – шепнул капитан ФСБ Черниловский в крошечный микрофон, торчащий на кронштейне возле щеки.

«Так точно. Дело знаешь. Там пасет наш парень из девятого. Серый однобортный пиджак с четырьмя черными пуговицами, на верхней губе две родинки. Глянь. Видишь?»

Черниловский приложил глаз к резиновому амортизатору прицела и слегка повел стволом. Ответил:

«Вижу».

«Если начнет теребить подбородок – готовься».

«Понял».

«Как позиция?»

«Отличная. Только жарко от фонариков этих».

«А ты думал, в сказку попал, Чернило?»

«В быль».

Координатор отрубил связь.

Капитан еще раз проверил устойчивость правого локтя на поролоновой подушечке и с неприязнью покосился на гудящую гроздь прожекторов. Ну и жарят, заразы.

На трибуну Максим вышел только спустя полтора часа после начала церемонии открытия, когда последний участник эстафеты уже бежал по дорожке стадиона, сверкая искоркой факела перед собой. Долгов был выжат досуха.

Астафьев так и стоял в пробке – во время последнего звонка шеф выругался в трубку таким восьмиэтажным матом, что Максиму стало не по себе.

На поле девушки с цветными полотнами образовали исполинские узоры: олимпийские кольца и логотип нынешних игр – схематично изображенный человек с высоко поднятой рукой, в которой полыхает сгусток огня.

Трибуны встречали бегуна истошным ревом, над открытым куполом «Атланта» взлетали в чистое голубое небо тысячи сверкающих капель салюта. Над стадионом громыхала торжественная музыка, сквозь которую пробивался голос диктора, произносящий по-русски какую-то пафосную речь; после каждой фразы другой голос – женский – переводил сказанное на английский.

За торжественной церемонией открытия в прямом эфире наблюдали около двух с половиной миллиардов зрителей из 200 стран.

На огромном экране, установленном в западном конце арены, мелькали кадры: то показывали счастливого бегуна с факелом, то президента России, с озабоченным видом наблюдающего за происходящим, то сотни девушек, которые замерли на поле, держа над собой разноцветные куски материи, то улицы Москвы, запруженные народом…

Максим устало опустился на свое место, потер руками горящее от напряжения лицо и усмехнулся, еще раз охватывая взглядом все великолепие, вершащееся вокруг. В груди трепыхалось чувство гордости за свою страну, за город, в котором он родился и вырос, за народ, сумевший благоустроить столицу и не упасть в грязь лицом перед миром. И все же рядом с этим возвышенным огоньком тлело чувство обиды.

Ведь никто из этой ревущей массы уже и не помнил, что сегодня утром они искренне сокрушались и негодовали из-за таинственного исчезновения спортсменов…

Музыка стихла, выпуская на первый план громоподобный голос толпы. Российский легкоатлет добежал до лестницы, ведущей к олимпийской чаше, и принялся пружинисто взбираться по ней вверх.

Максим находился метрах в двадцати от этой лестницы, практически на уровне площадки, на которой стояла чаша с горючим. Он встал и вытянул шею, чтобы лучше видеть. Спортсмен пробежал уже практически половину пути, когда мобильник Долгова завибрировал.

– Да, Александр Вадимович, – проорал Максим, стараясь перекричать гул толпы.

– Всё, прорвались! Через пять минут буду на месте! Что там, Макс?