Спасти дракона - Кирилл Кащеев Страница 17

Вода в одном из ведер пошла кругами, словно из глубины всплывала крупная рыба. Послышался тихий плеск… из ведра показалась рыжая макушка, и на поверхность всплыла голова. Ржаво-рыжие волосы были стянуты в два коротеньких, пучками, хвостика над ушам. С хвостиков капало. Вслед за головой показались плечи – шея если и была, то такая короткая, что ее и не видно. Из ведра поднялась маленькая девочка. Ирка видела лишь ее затылок, разделенный пополам светлой стрелкой пробора, и спину, настолько сутулую, что девочка казалась горбатой. Тихо, без единого всплеска, она ступила из ведра наземь – лишь небольшая лужа натекла с ее одежды.

– Кто здесь есть? Кто пришел? – журчащий голосок наполнил сени, словно плеск воды о край ведра. Девочка склонила голову к плечу, прислушиваясь.

Ирка задержала дыхание и прикрыла глаза, держа под сомкнутыми веками картинку цветастого шерстяного одеяла. Сон… Тишина… Уютная темнота… Сонное дыхание… Все спят… Все-все спят…

– Нет никого, – разочарованно прожурчал голосок. Едва слышно скрипнула – открылась и закрылась – дверь, и маленькие ножки мышиным скоком протопотали по крыльцу. Если б кто глядел со стороны, увидел бы, как во мраке вспыхнули два изумрудных огонька – Ирка торопливо оглянулась на спящих. Интересное кино выйдет, если она сейчас разбудит Горпыну или, еще веселее, Панаса: выяснять, нормально ли это в их мире – рыжие девочки, вылезающие из ведер. Ирка метнулась к дверям, бесшумно скользнула в едва приоткрытую створку и замерла на крыльце.

Белые стены недостроенных домов заливал непривычный, не серебристый, а скорее голубовато-фиолетовый лунный свет. Цепочка мелких капель отчетливо видна была на свежеоструганных досках крыльца. По выложенной деревянными плашками дорожке ковыляла маленькая нескладная фигурка. Девочка-из-ведра напоминала самодельную куклу-подушку, которую бабка сшила маленькой Ирке. Квадратное тельце, обряженное в бесформенную цветастую рубашонку, слишком коротенькие и толстые ручки-ножки, словно набитые старыми носками, и оранжевые шерстяные нитки волос.

Девочка остановилась, широко раскинув толстенькие ручки и покачиваясь в такт лишь ей слышной мелодии.

– Ходыть сон по селу… – капелью зазвучал тоненький, как шорох пересыпанных из ладони в ладонь стекляшек, голосочек.

… Батько спыть, и маты спыть,

Их дите в окно глядыть…

Неподалеку послышалось сдавленное аханье, и маленький, почти невидимый во мраке силуэт метнулся за окошком ближайшей хаты. Танцующая девочка замерла посреди деревенской улицы, покачиваясь, как цветок на ветру, а потом снова запела:

– Ходыть сон по долыне… – жалобно-печально выводил детский голосочек. – У кровавой жупаныне!

Ходыть сон по селу

Та вбывае детвору…

Не касаясь ступенек, существо взлетело на крыльцо и потянуло дверь хаты. Легко, без единого скрипа, двери распахнулись. Рыжая девочка скользнула в сени, медленно просачиваясь сквозь царящий там сонный сумрак. И остановилась. Ведущий в горницу дверной проем перекрывал сундук.

В горнице стояла теплая, уютная тишина подушек и одеял и сладкого, беззаботного сна. Только где-то в глубине этой тишины даже не слышалось – угадывалось отчаянное, прерывистое дыхание и рваный, полный ужаса ритм сердца. Девочка снова склонила голову, едва не касаясь смешным хвостиком сутулого плеча, и прислушалась.

– Хтось тут не спыть по ночам… – раздался во мраке сеней шепот, цветастую рубашонку раздуло парусом, и девочка медленно перелетела сундук, плавно опустившись на пол горницы. Разметавшись на лавках, спали взрослые – здоровенный, плечистый мужик и статная, крепкая женщина, ему под стать. Двое мальчишек, лет шести-семи, таких белобрысых, что их похожие на одуванчики головенки светились в темноте, крепко обнявшись, скорчились в углу. Лишь посверкивали широко распахнутые от ужаса глазенки. Жуткая девочка укоризненно покачала головой – рыжие хвостики закачались вниз-вверх.

Батько з маты спать пойдут

Поутру дытыну не знайдут… —

протянул вкрадчивый голосок.

– Мамочка! – слабо прошептал один из пацанят, вжимаясь в бревенчатую стену.

Рыжая девочка медленно заскользила к ребятишкам. Невидимый ветер раздувал ее цветастую рубашку, а мяукающий голосок продолжал напевать:

Ничь кривава на дворе…

– Мама! – уже во весь голос заорали мальчишки и перепуганными зайцами метнулись к матери. – Мамочка, проснись, допоможи! – вопили они, тряся мать за плечи, дергая свисающую с лавки сильную руку. Мать что-то пробормотала сквозь сон и повернулась на другой бок, продолжая безмятежно спать.

Рыжее чудовище тихо засмеялось и сделало последний шаг, отделяющий его от мальчишек.

– Хто не спыть – тот помре! – тихо пропела она.

– А-а-а! – в спящем селе, в спящем доме, под боком у крепко спящих родителей мальчишки отчаянно, без слов, орали… глядя поверх головы приближающегося к ним рыжего чудовища.

На плечо рыжему чудищу легла когтистая лапа. Существо обернулось – и усмешка так и застыла на кроваво-красных, лоснящихся, будто из атласа сшитых толстых губах, а плавающий в слишком широкой глазнице единственный глаз безумно выпучился.

Существо присело в испуге, точно как загнанные в угол мальчишки. У него за спиной стоял кто-то… что-то… Девушка, молоденька, из тех, кого замуж уже зовут, да родители еще не отдают… только на обрамленном черными кудрями лице неистовым светом горели зеленые глазищи, а из-под губы торчали здоровенные собачьи клыки. Зеленые глазищи полыхнули, клыки оскалились, и рык разъяренной борзой сотряс хату:

– Крикса! А ведь ты тоже не спишь! – и в лунном свете коротко блеснули отливающие сталью черные когти.

– Пришш-шлая! – шипение криксы оборвалось. Бесформенная, похожая на подушку голова взмыла в воздух и, гулко стуча по доскам, покатилась к ногам ребятишек. Закачалась, стукаясь кончиками рыжих хвостиков об пол – единственный глаз продолжал вертеться в широкой глазнице, будто горошина в чашке. Рыжие хвостики сами собой распустились, волосы встали дыбом, как щетка… напружинились и взвились в воздух, целясь своей убийце в лицо!