Побочный эффект - Дмитрий Янковский Страница 17

– Потому, что я сама себя делала. Это честно – делать саму себя. Это такой выброс энергии, после которого зритель вспыхивает, как свеча. Не может не понравиться вещь, в которую вбито столько энергии – мыслительной, эмоциональной, да и физической, между прочим. Но для выражения этих чувств необходима очень высокая уверенность в собственных силах и в собственной правоте. Достаточно ее хоть немного нарушить, и вся энергия пропадет впустую, выродится в угоду какому-то отдельному слою потребителя. Это в искусстве самое страшное.

– Ты хочешь сказать, что и в «Баране», и в «Твари» есть что-то от тебя самой? – удивился Олег.

– Не что-то! – кузина мотнула головой, рассыпав по плечам пушистые локоны. – Половина моих скульптур, это я сама. Только в разном настроении, в разном состоянии. Иногда это какие-то фрагмены меня. Например «Баран», это мои мечты, а «Тварь», это моя собственная трусость и подлость.

Она задумалась, одыскивая подходящее объяснение.

– Любой человек носит в себе одновременно героя, глупца, мудреца, труса и подлеца. И еще множество других ипостасей. Какая из них победит, так и будут воспринимать человека окружающие. Но ни одна из них не исчезает полностью до самой смерти. А после смерти остается только одна.

– Которую помнят другие?

– Вот именно.

– Ты сумасшедшая, – добродушно сказал Олег. – Шизоидная личность с расщеплением сознания. Лично во мне никто не борется. Я – это и есть я, со всеми своими прелестями и недостатками. Человек, это гармония, нельзя выделять из нее составляющие.

– Ты просто не умеешь их выделить. Поэтому до сих пор не смог устроиться по специальности. В твоих работах нет заряда энергии, нет уверенности в собственной правоте, поэтому ты пытаешься подражать другим – вольно или невольно.

– Ты мне это сто раз говорила! – отмахнулся Олег. – В работах должна быть не энергия, а профессионализм, и не хватает у меня именно его, а не какой-то выдуманной энергии. Технику можно выработать только подражая другим, пробуя и примеряя к себе стиль мастера. Это в Крыму я тешил себя иллюзией, будто что-то умею, а здесь, в Москве, уровень оказался совершенно другой. Пока недоступный. Мне надо понять принцип, которым руководствуется потребитель, собираясь платить за заказ. Понимаешь? Пробуя чужой стиль, я должен понять, почему на рынке ценятся творения именно этого мастера. А что до самой работы, так любую гармонию можно проверить алгеброй! Иначе у нас получится спонтантный выброс гениальности, вместо ровного профессионального уровня. У меня просто нет времени над этим работать. Не очень-то разовьешь профессионализм, когда каждый день приходится думать о заработке. Да и сама ты что-то не очень разбогатела…

– Разбогатею. Вот увидишь. – пообещала Шерстка.

– Это ты называешь уверенностью в собственных силах? – улыбнулся Олег.

– А что я по-твоему должна делать? Бросить все и устроиться продавщицой? Или лепить утилитарную попсу, которой заставлены городские парки? За нее платят нормально.

– И что плохого в хороших деньгах? – удивился Олег.

– Это халява! – Шерстка повысила голос. – Пустое разбазаривание собственной жизни, продажа ее по кускам.

– Ну, тут я с тобой не соглашусь. На мой взгляд нет совершенно никакой разницы, продавать себя по кускам, делая медвежат в парке, или лепить монстров, которые нравятся только тебе.

– Значит я леплю монстров? – сощурилась девушка.

– Это я фигурально. Не злись.

– Разница такая же, как между работником, нажимающим на педаль штамповочной машины, и кузнецом, плетущим неповторимую вязь решетки. На штампе ты тратишь жизнь изготавливая не то, что придумал сам. А когда вкладываешь во что-то душу, она не пропадает, понимаешь? Часть твоей души, твоего огня остается в изделии, передается зрителю и живет в нем. И чем больше зрителей, тем больше в мире становится частиц тебя, и ты сам становишься больше. В этом случае внутреннее содержание не убывает, а наоборот – прибавляется.

– Зато на штампе заработаешь больше, – уверенно ответил Олег. – Десять средних картин перекроют по стоимости одну хорошую.

– Неправда! – возмутилась девушка. – И сотня, и тысяча средних картин не будут стоить как одна гениальная!

– Ах, вот ты о чем… – улыбнулся Олег. – Тогда не вижу смысла в дальнейшей беседе. Гениальность, это вещь очень таинственная. Не случайно ее корни приписываются то Богу, то дьяволу.

– Все божественное находится внутри человека, – Шерстка задумчиво пожала плечами. – Он сам себе Бог, он творит мир внутри себя и выплескивает его наружу посредством искусства.

– И этим изменяет окружающее, – с усмешкой закончил Олег.

– Нет, – не моргнув глазом ответила Шерстка. – Ничего он не может изменить снаружи. Если бы произведения искусства могли изменить мир, хотя бы выборочно, он был бы гораздо лучше, чем теперь. Нет. В произведениях искусства любой человек может найти лишь источник моральной энергии. А что он сделает с этой энергией, зависит только от него самого. Именно поэтому вход в музеи и на выставки платный – за любую энергию необходимо платить. Но если в скульптуре, в картине или в книге нет заряда энергии, то она похожа на использованную батарейку, и место ей на помойке.

– С точки зрения архитектора – суровый подход. По твоему получается, что один дом, построенный гениальным мастером, лучше десятка многоэтажек, в которых поселятся тысячи людей.

– Ладно, поселятся. И что дальше? Что они сделают, эти люди?

– Ты действительно веришь, что в гениально построенном доме вырастут гении? – Олег поднял брови не скрывая иронии.

– А ты станешь отрицать влияние организации пространства на психику? Архитектура тоже организует пространство, образует его структуру, которая неизбежно отразится на поведении включенных в нее людей.

– Спорно все это, – с сомнением ответил Олег.

Шерстка решила не спорить.

Зажегся зеленый сигнал светофора и машина двинулась дальше по кольцу, теснясь в плотном автомобильный потоке. От легкого укачивания и остатков похмелья Олег почувствовал тошноту. В ушах снова зашумело противно и громко. Это напоминало звук ненастроенного приемника вблизи от работающего мотора – стук, завывания, треск и щелчки. Перед мысленным взором помимо воли начали возникать замысловатые картинки, соединявшие в себе обрывки воспоминаний и совершенно абстрактные образы. Они точно были связаны со звучащим в голове шумом, но по каким принципам строится взаимосвязь, Олег понять не мог. Пару раз мелькнула ажурная сфера из сна, отпечатавшись в сознании отчетливо и ярко. И вдруг голову пронзил страшный скрежет, болезненный, громкий, и совершенно ни на что не похожий. А еще через секунду у водителя запищал мобильник.

– Что с тобой? – Шерстка испуганно распахнула глаза.

– Черт! – Олег скрючился на сиденье, закрыв уши ладонями.