Наследство Алвисида. Канун Армагеддона - Андрей Балабуха Страница 17

Этвард замолчал, вспоминая, что было дальше. Когда слушаешь сэра Катифена, слова тянутся, как кружева, одно за другим, а когда сам пытаешься пересказать, то рассказ выглядит каким-то глупым, скучным и невнятным. И Этвард, злясь на самого себя, решил отныне каждый вечер рассказывать наедине самому себе одну из баллад сэра Катифена, пока не научится рассказывать так же связно, без пауз и всяких там «так вот»…

— Продолжайте, ваше величество, мы внимательно слушаем.

— Так вот… — повернулся к алголианину Этвард и усилием воли заставил себя не смутиться, а продолжать:

— Заметив юного рыцаря, великан очень тяжело поднял над головой, держа обеими руками, огромный обоюдоострый меч. Воздух рассек сокрушительный удар. Но Мэтьюр не был полным болваном, чтобы дожидаться пока его разрубят на куски, ведь прекрасная Лиллит ждет его живым и здоровым. А удар был поистине богатырским — аж искры высеклись из придорожных камней. Рыцарь мгновенно отскочил в сторону и, пока великан разгибался, вонзил ему в грудь меч, закаленный кровью майнстрюков. Сталь проткнула проржавевшие доспехи монстра, словно кору столетнего дуба. Великан будто и не заметил этого комариного укуса. Тогда Мэтьюр вырвал из жирного тела клинок и, пытаясь не пропустить мгновения, когда великан повторит атаку, быстрым движением снес ему голову — она покатилась под гору, оставляя за собой неприятный темный след.

— И что дальше? — заинтересовался рассказом сэр Таулас.

Этвард продолжил:

— «О, герой! — вдруг произнес человек, стоявший за великаном и до того лишь отчаянно жестикулирующий. — Ты освободил меня и мой замок от страшного чудовища, которое умертвило бы меня, если б не твое чудесное появление! Прошу быть моим гостем». Желание спасенного рыцаря отблагодарить освободителя было совершенно естественным. Время было поздним. Усталое за день тяжелой дороги тело требовало отдыха. Мэтьюр с благодарностью принял приглашение хозяина горного замка. «Ты — мой друг навеки! — говорил спасенный рыцарь, проводя дорогого гостя в трапезную, где слуги уже споро накрыли стол для пира. — Я твой должник по гроб жизни! Дружбу не купишь, и получить друга — наивысшее счастье на земле! Я поднимаю этот кубок за бесстрашного сэра Мэтьюра, освободившего мой замок от чудовищного великана!» Вино на столе хозяина замка было поистине великолепным. Блюда оказались удивительно вкусными и изысканными для тех диких гор. Слуги столь искусно подливали вино и меняли закуски, что создавалось впечатление, что кубки сами наполняются, а печеная дичина и паштеты возникают на блюде из воздуха. Речи хозяина замка очаровывали. Так вот… После трудностей военного похода Мэтьюру вдруг нестерпимо захотелось отдохнуть здесь, наслаждаясь умной беседой и великолепным вином. «Я буду счастлив, если вы погостите у меня до зимы, — говорил хозяин замка. — Не часто в эти горы забредают благородные и бесстрашные рыцари, мне здесь так не достает задушевного общества». На эти слова сэр Мэтьюр честно отвечал: «Я не могу задерживаться здесь надолго. В моем замке меня ждет невеста». На что хозяин замка убежденно говорил: «Если любит, то подождет! А если не хочет ждать, то зачем такому славному рыцарю не любящая женщина, если он всегда найдет ту, которая будет ждать его с войны сколь угодно долго». Мэтьюр согласился с доводами и выпил еще чарку столь приятного, но, как оказалось утром, такого коварного вина…

— И что же дальше? — поинтересовался сэр Таулас, заметив, что рассказчик опять уставился в окно быстро мчавшейся кареты.

— Пробуждение сэра Мэтьюра не было ужасным. Расторопный слуга поставил перед Мэтьюром кадку рассола и сообщил, что хозяин уже ждет дорого гостя в трапезной. Следующий день походил на первый, как одна снежинка на другую — узор беседы был иным, но содержание тем же. Третий вечер повторил второй, а четвертый день — третий. На десятый день оруженосец сэра Мэтьюра заявил, что пора бы и честь знать, что надо отправляться в путь, где господина ждет невеста. Но разгоряченный беседой Мэтьюр запустил в брюзгу золотым кубком, раскроив ему череп. «Браво! — восхищался хозяин замка. — Истинно рыцарский поступок. Каждый должен знать свое место».

Сэр Таулас хмыкнул. Этвард подождал, не скажет ли он чего, и вновь стал рассказывать:

— С деревьев опала листва, выпал снег. Каждое утро Мэтьюру приносили рассол, а хозяин замка, не желающий расставаться с дорогим другом, уже ждал его за богато накрытым столом. Мэтьюр иногда почему-то вспоминал самого храброго героя в армии короля Кирсана герцога Вьетского — тот всегда рубил врагов в мертвецки пьяном состоянии. Когда Мэтьюр как-то спросил его, как герцог борется с похмельем, тот ответил, что просто не допускает похмелья, не выходя из состояния живительно-возбуждающего опьянения. Мэтьюр уже сам напоминал себе герцога, только движения стали замедленными, дыхание тяжелым, ноги опухали. «Завтра, — говорил он себе перед сном, — я отправлюсь дальше, в свой замок к прекрасной и любимой Лиллит». Но на утро слуга поил его неизменным рассолом, а хозяин замка ждал с кубком в руке и горячими изъявлениями дружбы на устах в трапезной.

Этвард вновь замолчал, вспоминая, но на этот раз его никто не поторопил.

— Стаял снег, и на деревьях зазеленели почки. «Завтра, — говорил себе Мэтьюр, расставаясь на ночлег с хозяином замка, — завтра я отправлюсь дальше, в свой замок к прекрасной и любимой Лиллит». Но в одно утро… Мэтьюр не знал прекрасное оно или пасмурное… Так вот… протрубили рога, и хозяин затерянного в горах замка заявил: «Мой враг приближается, чтобы захватить мой замок. Ты ведь спасешь меня, бесстрашный сэр Мэтьюр?» Слуги кое-как напялили на Мэтьюра доспехи, вложили в руки меч и вывели к воротам. Жуткая, отвратительная отрыжка вырывалась из его глотки, перед глазами все расплывалось. Сквозь пьяный туман он увидел захватчика и взмахнул мечом. Он не удивился боли в груди, он не вспомнил в это мгновение о прекрасной Лиллит, ждущей Мэтьюра в его родовом замке. Ноги подкосились, и он упал, понимая, что умирает. И услышал сквозь предсмертный шум в ушах слова гостеприимного хозяина замка: «О герой! Ты освободил меня и мой замок от страшного чудовища, которое умертвило б меня, если бы не твое чудесное появление! Прошу быть моим гостем». Но слова эти были обращены не к нему, Мэтьюру, а к его победителю.

Этвард замолчал. Молчали и все остальные, лишь Таулас проворчал:

— Так случиться может с каждым рыцарем, который женские ласки и льстивые речи предпочитает честной встрече с опасностью с оружием в руках…

Королю бриттов почему-то стало очень неуютно в этой карете. Зачем он рассказал невеселую сказку алголианам и Тауласу? Ведь сэр Катифен пел огромное множество забавных и героических историй, которые Этвард прекрасно помнил, почему же сейчас он рассказал именно эту?

— Уважаемый хэккер Травл, — неожиданно для себя обратился к алголианину король, — у меня затекли ноги. Я хочу пройтись, а потом верхом догоню вас.

— Как вам будет угодно, ваше величество.

По знаку алголианина карета остановилась, и Этвард вышел. Сэр Таулас тоже выбрался на свежий воздух. Карета и вся процессия тронулись дальше, свита Этварда осталась на месте, ожидая приказа господина. Король знаком показал, что хочет побыть один, и пошел вперед по дороге.