Новгородская сага. Книга 3. Корсар с Севера - Андрей Посняков Страница 17

И расцвел Стамбул, словно яркий южный цветок. Красив город, красив и многолюден. Шумел базарами, волновался людским морем, кричал тысячью минаретов: «Алла-иль — алла-и-и-и!»

По узким городским улицам, под тщательной охраной, невольников провели в длинное каменное строение — барак. Вряд ли он принадлежал аль-Гарибу. Старый работорговец, по всей видимости, просто арендовал его на какое-то время. Маленькие, забранные решетками окна, толстые кирпичные стены, земляной пол, низкие, давящие потолки. В стены вмурованы железные кольца — для крепления цепей. Судя по блеску колец, барак практически не пустовал.

Вечером охранники под присмотром самого аль-Гариба принесли объемистый чан с полбой. Чудо! В полбе даже виднелись солидные куски мяса, пусть хоть и конского! В общем, поужинали неплохо, впервые за последнее время. Видно, аль-Гариб откармливал невольников к продаже, чтоб приобрели товарный вид и требуемую конкурентоспособность.

На следующий день невольников не трогали. А вот потом, с раннего утра, явились какие-то люди, судя по всему — торговые контрагенты аль-Гариба. На ломаном русском расспрашивали рабов — откуда, мол, и что знаешь-умеешь. Олег Иваныч хотел шепнуть Грише, чтоб скрывал свое знание языков… да вовремя прикусил язык. Уж лучше быть переводчиком, чем гребцом на султанских галерах или рабом в каменоломне! Неспокойно было на сердце у Олега Иваныч, словно предчувствовал он, что скоро разлучат их с Гришаней.

Вечером пришли массажисты, помяли невольников, натерли кожу оливковым маслом. Последние приготовления перед продажей. Тревожно спал в ту ночь Олег Иваныч, ворочался на дощатых нарах. А все ли правильно он сделал? А не упустил ли какую возможность сбежать? Нет, все правильно. Изначальное предательство лжерязанца Димитрия он уж никак предусмотреть не мог. Тем более — нападение татар на Алексин. Его даже Иван Васильевич, великий князь Московский, не предусмотрел, а уж он-то татар знал куда как лучше Олега. В плен, правда, попали по-глупому, но то уж судьба. Могли и сгореть ведь! А дальше бежать не было решительно никакой возможности — с ярмом-то на шее? Хорошо, не сдохли в пути, сдюжили. Сарай? Кафа? Вот уж где ни малейшей возможности для побега не было — слишком пристально стерегли люди Аксай-бека хозяйских невольников.

Ладно. Посмотрим, что дальше будет. Эх, Софья, Софья… ты-то там как, родная?

А Софья душою маялась! Извелась вся от дум нехороших, с лица спала. Как дошли до Новгорода слухи о сожжении Алексина татарами хана Ахмата, так схватилась за сердце боярыня, слезы из глаз золотисто-карих. Однако не плакала долго Софья, не в ее духе это. Плачь не плачь — а люди верно подметили: слезами горю не поможешь. Так решила — если нет в живых суженого, что ж, на то Господня воля, но сердце подсказывало — жив, жив Олег Иваныч, найти б его только. А для того действовать надо, некогда слезы лить — так она и Ульянке-девке сказала, Гришаниной суженой. Прежде чем печалиться, точно все разузнать надо. Если придется, и самим в тот Алексин съездить, хоть, говорят, и пожжен он. Съездить-то не сразу, конечно, а пока б людей сведущих расспросить — воинов спасшихся, купцов, калик перехожих. Олексаха в том деле помочь обещался, да и Феофил-владыко всяческую поддержку сулил. В общем, не до слез Софье с Ульянкой было. Действовали…

Утром, едва забрезжило солнце, невольников бесцеремонно подняли на ноги. Снова натерли оливковым маслом, правда, на этот раз не кормили. Чего зря еду переводить?! Пусть кто купит, тот и кормит. Вполне логично.

Только жрать от этого хотелось не меньше. Олег Иваныч сглотнул слюну, подмигнул Гришане. Тот уже достаточно оправился, только вот исхудал — ребра торчали.

Сковав по десятку, повели по узким булыжным улочкам, таким радостным в нежаркий утренний час. Навстречу попадались смуглые полуголые люди — торговцы рыбой, лепешками, вкусностями. Бежали мальчишки — продавцы воды — с кувшинами на плечах. Важно посматривая вокруг, шествовал народ поприличнее — толстые хозяйские экономы, ярко накрашенные горничные, евнухи с бабьими лицами. Никто не молчал — все гомонили, орали, ругались. И чем дальше, тем всего становилось больше. Солнца, людей, ругани. Уже и толпа катилась по улицам — к базару, к рынку, к товарам. Жались к домам безногие калеки — нищие, выпрашивая милостыню жалобными, но довольно настойчивыми голосами. Один из калек, одноногий косматый старик с выпавшими зубами, закричал вдруг проходившим невольникам аль-Гариба:

— Православные! Из Рязани есть кто?

Никто не ответил ему, видно, не было рязанцев. А может, и не было настроения отвечать. Тут же подскочили к калеке надсмотрщики, хлестнули плетью. Упал старик в дорожную пыль, завыл, заругался.

Рынок открылся неожиданно. Вот только что шли вдоль длинной стены-дувала, и вдруг — раз! Только свернули за угол, как прямо в глаза ударило солнце. Оглушил многоголосый гам. Охрана врезалась в толпу, разгоняя попадавшихся на пути людей: рыбников, лепешечников, ловцов губок и прочую мелочь. Олег Иваныч и Гриша, забыв о своем незавидном положении, с любопытством вертели головами. Вон акробаты — как изогнулись-то, собаки, — кажется, и совсем невозможно так. А там, слева, — огромный иссиня-черный негр в белом тюрбане метает ножи прямо по периметру стоящей у дощатого щита черноглазой девчонки, наверное, Гришиной ровесницы. А та не просто не боится — улыбается да еще жонглирует красными яблоками! А вон мужик со змеей! Жирная гадина. И, видно, страшно ядовитая! И так изгибается, зараза, под дудочку, словно и занятия ей любимее нету. Интересно, у нее зубы ядовитые вырваны?

Казалось, прошагали уже весь базар, прежде чем подошли к помостам. Батюшки! Да вот он, оказывается, базар-то! Только и начался! Огромный — куда там новгородскому Торгу! Рабов — со всей земли, ото всех народов. Угрюмые светловолосые сербы. Антрацитовые негры, скалящие ослепительно белые зубы. Смуглые светлоглазые берберы, всадники диких пустынь. Поляки. Много и русских, ну или других каких славян, похожих.

На помостах и вокруг них толпились покупатели и просто зеваки. Где еще задарма посмотришь на обнаженных красавиц? А их тут немерено. Впрочем, раскупили красавиц быстро, несмотря на высокую цену. Сперва отобрал лучших представитель самого султана — расплывшийся, словно квашня, толстощекий евнух в богатом, расшитом серебром платье, с жирным отечным лицом и толстыми противными губами. Затем настала очередь других покупателей, не таких важных.

Своего будущего хозяина Олег Иваныч определил сразу. Высокий горбоносый турок с узким, смуглым почти до черноты лицом, покрытым глубокими шрамами. Белоснежный тюрбан, такого же цвета джелабба — длинная, почти до земли, накидка, какие носили кочевники-бедуины. У пояса — тяжелая боевая сабля в простых, безо всяких украшений ножнах. По тому, как почтительно приветствовал смуглого незнакомца хозяин — «Салам ас-салам, Гасан аль-Магриби!» — человек тот весьма не простой. «Аль-Магриби» — из Магриба. Магрибом здесь называли северо-западные африканские земли.

Пронзительный взгляд Гасана аль-Магриби внимательно скользил по шеренге полуголых невольников, задерживаясь лишь изредка. Исхудалый Гришаня не вызвал у него никакого интереса, а вот Олег Иваныч… Его мускулы уж слишком выделялись на общем фоне. Гасан аль-Магриби что-то спросил у хозяина. Тот с низким поклоном ответил. Гасан аль-Магриби кивнул и, обернувшись к стоявшим позади вооруженным копьями слугам, щелкнул пальцами. Один из воинов расплатился и схватил Олега Иваныча за стягивающую руки веревку.