Княжий суд - Юрий Корчевский Страница 17

— Мои!

— Сено на полях да хлеб в снопах пожечь пытались холопы твои. Вот и стоят повязаны, моими людьми схвачены. Потому и ты здесь!

— Навет! Лжа! Я не виновен.

— А вот мы сейчас и узнаем. Вот этого ко мне подведите поближе, — я показал пальцем на крайнего холопа.

Мужика подвели ко мне.

— Ну, рассказывай.

— Чего говорить? — холоп обернулся на своего хозяина.

— Что ты делал ночью на моем хлебном поле?

— Я случайно забрел туда.

— Случайно ты в носу поковыряться можешь, а от Никифоровки до моих земель не одна верста.

— Заблудился я.

— С факелом заблудился? Кто тебя заставил жечь хлеб моих крестьян?

Холоп молчал, только глаза бегали.

— Или ты сам все расскажешь, или я вздерну тебя на суку, прямо сейчас. Федор! Приготовь веревку.

— Это мы мигом.

Федор отдал указание ратнику. Тот размахнулся, перебросил веревку через толстую ветку березы и сделал петлю. Второй ее конец он привязал к луке седла.

— Готово!

— Так я тебя слушаю, шпынь!

Мужик отвернулся, решив продолжить молчанку.

— Вздернуть пса!

Ратники подтащили упиравшегося холопа к березе и накинули петлю ему на шею. В последний миг он прокричал:

— Ну, скажи ему, барин!

Боярин Никифоров отвернулся и сплюнул.

Ратник тронул коня, холоп взлетел вверх и задергал ногами. Остальные мужики с ужасом глядели на качающееся тело. Видимо, до последнего момента они ждали защиты со стороны своего боярина, а может, думали — я остановлю повешение, хочу просто попугать. Теперь их настроение резко изменилось.

— Ты! — я указал на рыжего.

— А что я?

— Говори, сказывай все как есть, иначе ты будешь следующим и прямо сейчас.

— Ладно, твоя взяла, князь! Все скажу, жизнь дороже. Это барин нам приказал избы поджечь, а надысь — сено на полях, да снопы.

— И почему ко мне такая немилость?

— У него спроси. Я холоп, мое дело маленькое: мне приказали, я исполнил.

— Не сомневайся — спрошу. Боярин, твоя очередь говорить!

— А вот не скажу я тебе ничего, — брызнул слюной боярин.

— Да и не говори, люди твои уже все сказали.

— Оговор! Ненавидят они меня, вот спьяну и оговорили. А казнить ты меня не можешь, хоть и князь!

— Да и не собираюсь! Охота руки об тебя марать. Тебя вместе с людьми твоими в Москву отвезу, там заговоришь.

Боярин стал ругаться, но я приказал холопам сунуть ему кляп в рот.

— Грузите боярина и холопов его на подводы. Обоз все равно снова в Москву пойдет — за камнем. Федор, бери половину своих людей, будешь этих в дороге стеречь. Остальные ратники здесь останутся, вдруг еще кто из соседей пошалить вздумает. Я вас у Москвы догоню.

— Будет исполнено, князь!

Пленных и боярина потащили к строящемуся дому, где стояли подводы. Вскоре удаляющийся перестук колес да топот копыт известили об уходе обоза.

— Вот что, Макар! Я еду в Москву. Ты остаешься за старшего, пяток ратников оставляю за тобой. На ночь караулы выставляй — не ровен час. Думаю, дня через три-четыре вернусь.

— Как скажешь, князь.

Я сел в седло — коня заранее подвели мои ратники, и выехал из деревни.

Довольно скоро обогнал своих. Ратники приветствовали меня криками. Я решил, пока обоз тянется в Москву, посетить Кучецкого и рассказать ему о злокозненном боярине да происках его.

К вечеру я уже въезжал в город и прямиком — на постоялый двор.

Утром — сразу к стряпчему. Слава богу, застал его на месте. Обнялись крепко.

— Садись, князь, рассказывай.

Я коротко пересказал о строительстве имения, о кознях со стороны боярина Никифорова и о том, что его самого и людей его, взятых на месте злодеяния, в Москву везут по моему приказанию.

— Как, ты говоришь, его фамилия?

— Никифоров.

— Ага, слышал про такого. У него свояк в Разрядном приказе служит, вот он и решил, что бога за бороду держит. Пиши прямо сейчас жалобу на имя государя, все вины его опиши да испроси, чтобы государь возмещение ущерба на него наложил в твою пользу. Что уж он с ним решит — на то его государева воля.

Кучецкой показал мне на стол, где лежала пачка бумаги и письменные принадлежности.

Я присел и написал обо всем, слегка сгустив краски. Прочитав, Кучецкой крякнул с досады.

— Все ли верно писано?

— Холопы мои ратные подтвердить могут, да боярина Никифорова людишки, коих в Москву везут.

— Это хорошо, поскольку боярин будет ужом извиваться да отрицать все. Жалобу твою постараюсь государю на днях отдать в руки, не то попадет в долгий ящик. А холопов боярина того вези в Разбойный приказ, там их место. Бумагу для дьяка я тебе сейчас отпишу.

Кучецкой написал несколько строк, присыпал написанное мелким песочком, сдул и протянул мне.

Я прочел: «Задержаны тати по государеву делу. Держать в подвале». И подпись.

— Спасибо, Федор. Ты знаешь — и ущерб не так велик, да измотали, так и живешь в ожидании какой-либо пакости.

— Впредь осторожней будь, опять один в первопрестольную примчался, а ведь ты князь. Ратников всегда близ себя иметь надобно.

Я сунул его бумагу за отворот кафтана, распрощался с Федором и выехал из Москвы — встретить обоз.

Своих поджидал обоз у дороги. Долго не было обоза, далеко за полдень показался.

Держась впереди обоза, я довел его до Разбойного приказа, что располагался рядом с кремлем и Ивановской площадью, названной потом Красной. Предъявив бумагу, сдал боярина с холопами охране. Правда, получилось это не быстро. Десятник долго читал бумагу, шевеля губами, затем ушел и продолжительное время отсутствовал — видимо, показывал бумагу дьяку. Но, в конце концов, всех приняли посчетно. На прощание Никифоров крикнул злобно:

— Еще встретимся, князь! Я хохотнул:

— Жду с нетерпением!

Сдав зловредного боярина и его холопов, я вздохнул с облегчением и со своими ратниками вернулся в свое имение.