Фракс на войне - Мартин Скотт Страница 17

– Вы знаете о каких-то доказательствах его вины за исключением того факта, что он передал отравленную еду Гальвинию?

Айварис качает головой.

– Мы потрясены. Не понимаю, зачем кому-то обвинять в убийстве моего мужа. Он на такое не способен.

– Ваш муж всю жизнь ругает традиционалистов. Гальвиний являлся весьма влиятельным традиционалистом. Вряд ли они были большими друзьями.

– Но так делаются дела в сенате. Мой муж никогда не потворствовал насилию.

Это, конечно же, вранье. Во время выборов чинится много насилия, которому способствуют те, кто хочет победить и быть избранным. Я не заостряю вопрос, но замечаю, что быть оппонентом консула чревато неприятностями.

– Это не первое обвинение в убийстве, выдвинутое в нашем городе ради политических целей. Я сам пострадал от ложных обвинений, а Лодий и его партия популяров не очень-то старались мне помочь.

Айварис явно расстроена. Я продолжаю:

– А как насчет судебного разбирательства? Говорят, Гальвиний собирался подать на вашего мужа в суд.

– Там какой-то спор по поводу завещания, – говорит Айварис, – я не знаю подробностей.

Весьма сомнительно. Айварис не похожа на женщину, которая не в курсе дел мужа. Ничего, узнаем о подробностях где-нибудь еще. Впрочем, и так ясно, что перспективы у Лодия весьма мрачные. Он угостил отравленной едой человека, который собирался подать на него в суд. И этот человек был его врагом.

– Цицерий устроит мне встречу с вашим мужем?

– Да-да, вы можете пойти туда прямо сейчас? Или после окончания Сабава.

– Простите, не понял.

– Вечерней молитвы. Она уже должна начаться.

Граждане Турая, согласно закону, обязаны молиться три раза в день. Наиболее верующие ходят в церковь, хотя закон этого не требует. Можно молиться где угодно. Если я нахожусь у себя дома, то игнорирую призыв к молитве. Когда же мне не везет и призыв застает меня на улице, я обычно преклоняю колени вместе с другими невезучими и несколько минут дремлю, пока остальные молятся. Что касается Макри, то она вообще не имеет никакого отношения к турайским религиозным ритуалам и обычно в часы молитв где-нибудь прячется.

Сейчас Айварис фактически предлагает нам воспользоваться семейным храмом. Внезапно я осознаю, что от меня разит кли. Не стоит посещать часовню, когда от тебя несет спиртным. Это грозит неприятностями. Боги и так частенько наказывают меня за тот или иной проступок, зачем отягощать свою участь. Я уже начинаю придумывать какой-то предлог, однако Айварис жестом дает понять, что не желает ничего слушать. Макри переминается с ноги на ногу, и по ее виду ясно, что ей все это не нравится.

Когда Айварис ведет нас к храму, находящемуся в центре дома, Макри поспешно шепчет мне на ухо:

– Мне нужно что-то говорить?

– Нет, – шепчу я в ответ. – Только кивай, когда необходимо. И не пой всяких там оркских гимнов.

– Я не пою, – шипит Макри. – Я только ругаюсь по-оркски.

– Тоже не следует.

– С чего бы мне ругаться?

– Кто знает. Мне вообще непонятны твои поступки.

– Ты обвиняешь меня в том, что я орк? – довольно громко спрашивает Макри.

– Вовсе нет.

– Но ты намекаешь на это.

– Ну так что?

Макри рассержена.

– Думаешь, однажды оркская кровь победит, и я начну убивать людей?

Я качаю головой.

– Видишь ли, Макри, я потому и не хочу брать тебя с собой, когда занимаюсь расследованиями. Ты нервничаешь из-за пустяков и сразу же хватаешься за меч.

– Я не хватаюсь за меч.

– Ну, почти хватаешься. Успокойся, пожалуйста.

– Успокоиться? – орет Макри. – Да я просто занимаюсь своими делами, а ты вдруг обвиняешь меня в том, что я пою оркские гимны. Я не знаю ни одного оркского гимна. А если и знаю парочку?!.

– Прекрати, пожалуйста, кричать. Я привел тебя в дом сенатора, а ты ведешь себя как невоспитанный дикарь.

– А сам ты воспитанный? Берешь у сенаторши деньги и при этом говоришь, что ненавидишь сенатора и ему подобных. Да ты просто кузукс.

– Вот видишь, оркские ругательства так и прут из тебя. Так и знал, что ты не обойдешься без них во время молитвы. Нам повезет, если ты не захочешь принести кого-нибудь в жертву.

Айварис приглушенно кашляет, чтобы привлечь наше внимание. Мы оборачиваемся и видим, что около двадцати слуг буравят нас глазами. Несколько мускулистых молодцов явно готовы броситься защищать свою хозяйку.

– Пришло время молитвы, – тихо говорит Айварис.

– Мы готовы, – бормочу я, и мы смущенно входим в храм, расположенный во внутреннем дворе.

Не припомню даже, когда я в последний раз посещал подобное место. Пожалуй, во время расследования кражи в доме ниожского атташе. Здесь чисто, спокойно, преобладает белый цвет. По стенам вьется плющ, облачко дыма из курильни благовоний медленно поднимается к небу, расточая в воздухе приятный аромат. Вечер еще довольно теплый. Тишина необыкновенная; не верится, что находишься в городе. Поставьте где-нибудь кушетку приличных размеров, и лучшего места для послеобеденного сна просто не придумаешь.

У семьи есть собственный архиерей, ведущий службу. Это старый, седой человек, который в силу преклонного возраста уже не служит в церкви. Он монотонно произносит слова молитвы, и я изо всех сил стараюсь не заснуть. Макри, стоящая возле меня на коленях, явно волнуется. Наверное, думает, что молитва продлится несколько часов. Я потихоньку задремываю и даже забываю об оркских ордах, которые вот-вот свалятся нам на головы. Мне даже жаль, что молитва так быстро заканчивается. Слуги расходятся, и Айварис благодарит архиерея. Макри старается побыстрее покинуть храм, но я задерживаюсь, чтобы вежливо попрощаться с женой сенатора. Хочу поблагодарить ее за приглашение на семейную молитву, однако не нахожу нужных слов. Я смотрю на нее в некотором замешательстве.

– Я верну доброе имя вашему мужу, – говорю я наконец.

Ловко поворачиваюсь, беру за руку Макри и веду ее к двери. На улице нас поджидает ландус, и мы направляемся к Обители справедливости. Там нас встречает помощник Цицерия Хансий.

– Помощник консула ожидает вас.

По длинному коридору нас ведут в приемную.

– У нас уже неприятности, – шепчу я Макри. – Властям не понравится, что я сделал Лодия своим клиентом.

Мне как-то не по себе, ибо я уверен, что решение о наказании Лодия принято на самом верху, то есть во дворце. Мне действительно грозят большие неприятности. Черт бы побрал сенаторшу с ее вежливостью и гостеприимством.

Цицерий – худой, седой и еще более строгий, чем обычно, – быстрым шагом входит в приемную. На нем тога с зеленой отделкой, что указывает на его ранг. Помощник консула являет собой необыкновенную смесь честности, усердия и чрезмерного тщеславия. Он все лето старался делать вид, будто ему не очень нравится его новый бюст, воздвигнутый перед сенатом. «В знак благодарности за верную службу городу», – как выразился консул на церемонии открытая. На самом деле Цицерий очень доволен, хотя публично осуждает трату общественных денег на такие цели. Ходят слухи, что он сам инициировал кампанию по установке бюста. На постаменте выбита цитата из его речи: «Человека судят не по его достижениям, а по его стремлениям». Неглупая мысль. Цицерий уже давно стремился к тому, чтобы у него был такой бюст.