Наблюдатель - Валерий Большаков Страница 17

От костра, разведенного на носу левого корпуса, Даву погнали, а на правом носу сунули лепешку и жареную рыбу. Виштальский схомячил свою пайку в момент.

Рыба была больше всего похожа на змею, а лепешка по вкусу напоминала гречневый блин.

– Питательно, – решил Давид, – но мало!

– Куок! – подтвердил руум.

Перейдя на левый нос, Виштальский подобрался к костру со стороны мачты. Сам не желая того, он оказался невидимым для сидящих у костра – его заслонил парус. Нагнувшись, чтобы пролезть под реем, Виштальский замер, расслышав негромкий хрипловатый голос Ути-Ло:

– …Большой Жрец только так говорит, что пиратов надо вешать, на самом-то деле он их благословляет – ему не по нраву, что наши комиты и дука Мурр-Ло слишком много силы набрали.

– Это всё потому, – раздалось из темноты, – что ему колдуны не любы?

– А то… И нам же не придется геройствовать. Вот он, корабль! Мы на нем сидим! В его трюмах уже полно добычи. Надо только так сделать, чтобы вся она стала нашей. Вся! Силла полусотню выставит, и мы с ними заберем «Сына грома» себе… Ты, Филле, и ты, Нути, откроете сундуки с оружием. А ты, Марру, возьмешь своих и уберешь комита.

Отблеск костра выхватил из темноты лицо Марру – типичного жителя Побережья, фната или последнего из иттахов. Марру с достоинством кивнул и вытащил ритуальный нож, загнутый, как бумеранг.

– Если никто из нас не струсит, – заключил хриплый голос, – то завтра мы будем хозяевами корабля!

Мускулистая рука вытянула меч. Лезвие тихо лязгнуло, уложенное поверх ритуального ножа. Еще пара тонких кинжалов звякнули сверху.

– Начнем перед рассветом, – глухо сказал Ути-Ло. – Повара разожгут утренние костры, мои люди подбросят в огонь травы нух, а когда дым окрасится в желтый – выступаем!

Вдруг рей заскрипел. Марру одним гибким движением нырнул под него и выпрямился рядом с Давидом, прикладывая свой нож-угольник к шее галактиста.

– Подслушивал, колдун?! – прошипел туземец. Кряхтя, из-под рея вылез Ути-Ло.

– Я не говорю по-вашему, – сказал Виштальский по-русски.

– Чиво-чиво?!

– Подожди, – притормозил Ути-Ло кровожадного Марру, – сейчас мы его проверим. – и он начал поносить Творцов на всех наречиях Побережья.

Давид продолжал старательно моргать, изображая недоумение, а затем заговорил на русском:

– Я помню чудное мгновенье – передо мной явилась ты, как мимолетное виденье, как гений чистой красоты.

Ути-Ло покачал тяжелым двойным кинжалом и ухмыльнулся.

– Отпусти этого убогого, Марру, – сказал он презрительно, – он не годится даже на корм осьмирукам!

Туземец с сожалением отнял нож от Давидова горла и оттолкнул Виштальского: – Брысь!

Виштальский, под сильным впечатлением от услышанного, отошел, нарочно загребая ногами и производя много шуму. Ему надо было подумать. Сперва Дава хотел устроиться у борта, но вовремя вспомнил о псевдоспрутах, именуемых осьмируками, – мореходы у костров много чего рассказывали о них. Например, как эти головоногие страшилища любят хватать зевак, созерцающих ночное море. На кораблях курредатов бытовало даже такое наказание для струсившего в бою – малодушных связывали и оставляли на ночь у самого борта. Как правило, утром их недосчитывались.

Псевдоспруты были любопытны и настырны, как местные зеленые мушки – достойная замена земным комарикам, и курредатские мореплаватели изобретали разные защитные устройства. На «Сыне грома» крепили чуть выше ватерлинии откидные решетчатые щиты с острыми колышками по краю. В порту щиты подтягивали к бортам веревками, а выйдя в море, опускали горизонтально, на манер крыльев старинного аэроплана. Голодным осьмирукам оставалось только облизываться – снизу не пролезть, решетка мешает, и до бортов не дотянуться – колышки ранят. Система простая, только вот веревки подгнивали от сырости и роняли щиты в воду. Или решетки волной смывало в хорошую бурю. И псевдоспруты мигом находили брешь.

Виштальский прошел на левый нос, сложил руки, как Наполеон при Ватерлоо, и стал думать думу.

На корабле созрел бунт, матросики вознамерились переквалифицироваться в пиратиков. Вопрос: на чьей стороне полезно оказаться? Явно, не на стороне разбойников, пусть даже морских. Жить надо по законам, а не по понятиям. Значит, поддержим Буссе? Или останемся нейтральными? Не получится. Сохранение нейтралитета в данном случае равносильно соучастию. Да и что он выгадает? Если судно заберут себе пираты, то Давид Виштальский для них не товарищ, а часть добычи. Переходящий приз. А вот если он откроет тайные планы Буссе. Вряд ли комит облобызает его на радостях, но, может, хоть волей отдарится?

Давид посмотрел на волны. Простор Внутреннего моря пылал и переливался всеми цветами радуги. Валы, катящиеся со стороны восхода, светились красным и синим, их гребни играли изумрудными сполохами, а буруны, расходящиеся от носов катамарана, сверкали разнообразными оттенками янтаря. В разливах жидкого света черными кляксами корячились туши осьмируков, фиолетовыми зигзагами змеились рыбы-удавы. Вода в море была явственно теплая, но купаться как-то не тянуло.

– Пошли, Шарик, – сказал Давид отрывисто, – проводишь.

– Куок, – донеслось из тьмы.

Просто так не пройдешь. Виштальский внимательно оглядел корабль. Каюта капитана скрывалась в кормовой надстройке, незаметно туда не попасть – костры горят ярко, да и хмурые личности прогуливаются по палубе от борта к борту. Идти на прорыв? Глупо. И опасно, и все дело можно провалить. Попробовать через трюм? Еще глупее. Остается одно.

Давид подошел к борту и выглянул наружу. Вода лучилась, как апельсиновый сок на свету, и было хорошо видно. На Земле тоже полно светящегося планктона, но чтоб так ярко! Зачерпнешь в вазу – и будет тебе ночник.

Вдоль всего корпуса, метрах в полутора ниже палубы, тянулся брус-отбойник, виток к витку обмотанный канатом. От него в море протягивались щиты, подвешенные на веревках. По отбойнику можно пройти от носа до кормы, и никто даже не взглянет – кому охота стать закуской вечно голодному псевдоспруту?

Вот именно.

– Охраняй, – буркнул Дава, осторожно перелезая за борт.

Держась за планшир, Виштальский дотянулся пальцами ног до отбойного бруса, укрепился и двинулся вперед. В голове вертелась дурацкая фраза: «Кушать подано!»

Руум перелез-переполз на сторону Давида – и спустился на защитную решетку, ожидая дальнейших указаний.

– За мной!

Виштальский двинулся боком вперед, перехватываясь за планшир, осторожно переступая ногами. Руум последовал за ним. Через пару десятков шажков свечение моря выдало слабое звено – отсутствовали два щита подряд, и блики на борту не застила решетка.

Страшно было до оцепенения. Спина у Виштальского одеревенела, волосы на загривке встали дыбом. Вот-вот влажная, слизкая присоска ка-ак вцепится под лопатку.