Мое мерзкое высочество - Александра Питкевич Страница 17

Первые недели прошли так быстро, что я и не заметила, как в долине установилось настоящее лето. Жизнь в поместье вошла в какое-то более понятное и спокойное русло. Огромное дерево у главных ворот выпустило свои красные листья, вода во внутреннем пруду очистилась, став прозрачной как стеклышко, а из кухни почти все время доносилось девичье пение, создавая вокруг какую-то иллюзию мира и покоя.

Все было великолепно. Даже большие книги, заполненные рядами цифр больше не пугали, после того, как туда внесли все богатство прежнего наместника и те деньги, что привезла я. Только небольшой тревожны ком, как черный клубок ниток, из которого торчат иглы и спицы, иногда подкатывал к горлу, не давая дышать.

Внезапные приступы с каждым днем случались все чаще, особенно в момент покоя, когда стоя у широко распахнутого окна, я смотрела на небо, впитывая в себя его невероятную яркость и чистоту.

— Полли, я прогуляюсь. Сама, — убедившись, что не способна сегодня ничего больше делать, что не могу рассматривать старые записи с рецептами лекарств, которые принесла матушка Сю, я встала из-за рабочего стола. Служанка, чуть покачав головой, но не смея спорить, подала мне красную накидку, из тех, что десятилетиями хранились в сундуках поместья. Надетая поверх красного же, легкого многослойного платья, она позволяла мне не использовать больше никакие знаки отличия.

Местные, как и предсказывала старуха, с почтением относились уже только к одному этому наряду, одинаково низко кланяясь, вне зависимости от того, вышла ли я простоволосой девой, или со сложной прической и десятком дорогих шпилек в волосах. Кажется, в этих тканях присутствовало нечто магическое, как и в самом поместье.

— Только далеко не гуляйте, ваше высочество, — тихо попросила Полли, помогая убрать волосы с лица. Эта свобода, которая первые дни кружила мне голову, немного изменилась, вылившись в эти легкие, как ветер, платья и свободные прически, в легкую удобную обувь и отсутствие макияжа. В первый раз за многие годы я могла себе это позволить.

— Да, да, — не слушая, покивала я обувая мягкие тапочки у выхода из комнату. Мне нравилось ходить босиком по теплому дереву. — Далеко не пойду. Но если к обеду не вернусь — не паникуй.

— Но, ваше высочество!..

Махнув рукой, не слушая тихое ворчание, я почти выбежала из комнаты, чувствуя, как тревога, зажимающая горло, немного отступила.

Ближайший негустой, молодой лес я уже исследовала в прошлую свою прогулку, выискивая тропы и поляны среди деревьев. В этот раз мне хотелось забраться чуть выше, туда, где листва у деревьев была не такая темная. Отмахнувшись от охраны, запрыгнув на спину своей невысокой, тонконогой лошадки, серой, в белые пятна, я ударила пятками по бокам.

— Ваше высочество! — Чу-шу, это зеленоглазое чудо, принявшее слишком близко к сердцу назначение на должность главы моей охраны, полностью игнорируя приказ, через несколько мгновений оказался рядом, демонстративно хмурясь, и показывая каждой черточкой лица, что слушаться не намерен.

— А если прокляну? — задумчиво предположила я, чуть придерживая поводья, чтобы было удобнее разговаривать. По долине о мое высочестве, после того, как несколько раз задержалась допоздна, выйдя в сумерках у самой деревни в своих кроваво-красных нарядах, ходили самые разные слухи

— Как вам будет угодно, — не решился спорить вслух молодой солдат, но головы так и не повернул, продолжая вести своего коня корпус к корпусу. Мне его не обогнать. Пусть лошадка и была легкой, но, кажется, в конюшнях наместника ее держали уже давно, и прыти с выносливостью ей не доставало, в отличие от грузных, но могучих коней из войска.

— Ладно, — легко согласилась я, словно присутствие мужчины мне вовсе не мешало развлекаться и отдыхать. — Тогда сперва заедем в деревню. Все равно собиралась.

Спустившись в долину, где прижавшись друг к другу, ютились домики, я задумчиво, в очередной раз с неудовольствием разглядывала, в каком упадке стоят строения. Как люди умудряются пережить тут зиму в подобных условиях?

— Ваше Небесшиство! — поминутно кланяясь, и не выпрямляясь до конца, нам на встречу уже бежал староста деревни. Даже его обувь видывала лучшие времена. Когда была новой. Где-то лет двадцать назад.