Манипулятор - Егор Аянский Страница 17

— Я правда сгорю, если совру, Локи?

— Угу… Местный боженька серьезный мужик. Правда работает это только на преступления против церкви. Упс, а вот и он…, — голос Локи внезапно сник.

— Предупреждение игроку Самойлову Антону и его покровителю! — загрохотал незнакомый голос в ушах, — Следующее нарушение правил повлечет дисквалификацию. Запрещено разглашать информацию, о которой игрок изначально не имеет знаний.

— Ну хоть не бан влепил, — облегченно выдохнул Локи, — Давай, отмазывайся перед Кешкой.

— Рассказывай всю правду, демон. — Иннокентий был неумолим.

Значит правду.

— Я не демон! — мое тело внутренне сжалось, но вроде не загорелось.

— Ты смотри! Не врешь, — удивился он, — А скажи-ка — ты действительно избранник божий?

Священник победоносно прищурился и ждал моего ответа.

Хм, а почему бы и нет? Локи, между прочим, тоже божество, и он меня сам выбрал. Уточнения, какой именно бог, не было…

— Да, меня выбрал бог! Благодаря ему, в теле этом появился рассудок. И он со мной разговаривает каждый день, — уверенно ответил я.

— Красавчик! — восхищенно произнес Локи, — Прямо как я в лучшие годы.

Иннокентий растерянно переводил глаза с меня, на святой талмуд, и обратно, словно сомневался в работоспособности артефакта. Чувствую пора переводить разговор в другое русло, пока он не придумал новых вопросов. Я потихоньку убрал руку с писания и перешел в атаку.

— Сознаюсь, отец святой, озарение снизошло на меня. Был дураком, и вдруг ка-а-ак прозрел. Но чтобы панику не наводить, решил пока сельчан не травмировать душевно, да постепенно к переменам приучать.

— А что за письмена дьявольские у тебя? Знаки неведомы те мне!

— То не дьявола писание, а слово истинное божье. Им покровитель наш со мной общается.

— И что же мне делать теперь? — разочаровано произнес священник, резко сникнув и потеряв весь свой запал, — Ежели ты такой смышленый — комиссия поймет, что ты за нос всех водил. Загребет тебя инквизиция, да допросит с пристрастием в мозголомне. А как поймут, что нет моего участия в деле том — останусь я тут на веки вечные на острове поганом.

— Отец Иннокентий, кто еще обо мне знает?

— Да никто! Я же позора не пережил бы, что инкуб по церкви шастает. Не говорил никому, самолично по-тихому демона уничтожить хотел. Плотник тетрадь твою из подпола достал, но даже не смотрел — читать-то он не умеет. Отдал мне ее, да и дальше делом занялся.

— Ну так давайте оставим все как есть. Вы никому обо мне не скажете, иначе жизни мне не дадут инквизиторы ваши. А я буду вести себя также, как до этого вел, да и поедете вы в свой Дарград.

— Грешное дело это, обманывать. Богопротивное, — вздохнул священник, — А спросят меня чудо повторить в столице? Приведут блаженного, да скажут: «Излечи душу раба божьего». И как мне потом отбрехаться?

— Да никак! Чудо — на то оно и чудо, что происходит по неведомым законам и прихоти нашей не подвластно. Мне это сам отец наш Всевышний говорил.

— Переигрываешь! — зашипел Локи.

— Понял.

— Насчет Дарграда не бойтесь, — продолжил я, — Побудете там, подружитесь с духовенством местным, да и оставят вас на должности. А если вдруг не получится, то бог вам поможет, и станете вы лекарем, каких свет не видывал.

— Не врешь? — покосился на меня священник.

— Не вру! — соврал я.

— Ну чего тебя понесло-то, а? Ну чего ты мужика обнадеживаешь зря?

— Локи, не мешай мне связями в Дарграде обзаводиться. Сказал помогу — значит помогу. Какой-нибудь пенициллин ему подсуну, как истинный попаданец.

— Нельзя! — запротестовал бог, — Ты не можешь пользоваться технологическими достижениями своего мира!

— А я и не буду пользоваться. Его между прочим хрен просто так добудешь, особенно в средневековом мире. Это только в книгах главный герой его по щелчку пальцев из хлеба и апельсинов извлекает, а на самом деле там технология сложная — я гуглил. Так что дам Иннокентию направление мысли, а дальше пусть сам возится. Цель поставит — добьется.

— Может и стоит оно того, коли ты и вправду с богом можешь общаться, — пробормотал Иннокентий. — Но, если заберут меня отсюда — не будет тебе жития в церкви с новым священником.

— А я к помещику жить перееду, дворничать буду. Завтра Марфа Семеновна придет к вам в полдень, просить за меня.

— К богохульникам этим? Да окстись! Кара божья по ним плачет!

— А может я и есть та самая кара? — я улыбнулся и весело подмигнул святому отцу.

Следующий день был наполнен позитивом и размышлениями о будущем, правда только до обеда. Я искренне радовался тому, что нашел общий язык со святым отцом и решил сделать все, чтобы помочь ему. Достаточно просто убедить комиссию, что чудесная эволюция дебила исключительно дело святой веры Иннокентия, и дело в шляпе.

Мои планы о восстании в деревне незаметно отошли на задний план, поскольку я смог проникнуть в усадьбу Феофана. Теперь я буду находиться на территории врага, и смогу действовать скрытно. Жалко, что Федя, сделал ноги в столичную академию магии. Чует мое сердце, этот мелкий засранец в нее поступит, а следовательно, в ближайшее время в Андроновку не вернется. Ну ничего, я его в Дарграде найду. Он у меня еще пожалеет, что на божьего избранника наехал.

Однако, все прекрасное имеет свойство заканчиваться и в полдень в храме появился Марфа, да не одна, а в сопровождении своей рогатой половины. Иннокентий был на высоте, и заставил долго себя уговаривать, мотивируя тем, что такого исполнительного работника как я, готового работать за фантики, он больше не сыщет. В результате непродолжительных дебатов, церковная казна пополнилась небольшим мешочком со звенящими монетами, а в кармане помещика, соответственно, появилось немного свободного пространства. Помня его вчерашнее настроение, в отношении меня, думаю Марфе пришлось усердно поработать этой ночью, чтобы настроить его на нужную волну.

Итак, после обеда я попал в ад. В своих мечтах я нарисовал себе небольшой отдельный домик для прислуги и улыбчивую жену помещика, которая приносит мне чистое постельное белье, предлагая ни в чем себе не отказывать.

Домик действительно имелся в наличии, вот только никто меня в него не пустил. Вместо этого мне выдали метлу, раза в три больше вчерашней, а затем Феофан Андронович торжественно благословил меня на уборку, за которой предпочел наблюдать лично.

Вылизывание местного аэродрома под неустанным взором барина продлилось до самого вечера, и единственное, о чем я мечтал к концу рабочего дня — умереть и переродиться каким-нибудь беззаботным малышом, который может себе позволить валяться весь день в колыбели и не думать о будущем. Поэтому, когда последний участок двора засиял ослепительной чистотой, я на автопилоте выбрал направление и попытался двинуть к будущему убежищу, даже не обратив внимания на улыбчивую Марфу, притащившую полный передник конфет.