Волки Новы - Татьяна Чащина Страница 17

— Вот, Айдар Каримович, — женщина подала ему продукты. — Сосисок больше не будет, и мясо к концу. Пока альфа не отдаст приказ, дойных забивать не будем.

— На охоту пойдем, — сказал врач и, мотнув Маше головой, вышел из магазина.

— Машенька! — кричала вслед Аня. — Ты приходи купаться!

***

Это точно была база отдыха. Одноэтажное здание из белого кирпича тянулось на возвышенности, там была бухгалтерия, кинозал с проектором, даже доска почета, столовая и бар, зал для танцев. С другой стороны здания на улице гранитными плитами розово-серого цвета выложена летняя площадка с длинными скамейками по кругу. Флагшток с куском тряпки — сгнившего флага.

Склад, на нем так и было написано, где ворота открыты, и мужик в зеленом костюме дежурил, провожал Машу пристальным взглядом, она не поспевала за длинноногим Айдаром Каримовичем и мелкими перебежками все время его догоняла.

Местный медпункт занял целое кирпичное здание в один этаж и походил на крепость. Вытянутый дом с забитыми окнами или решетками на окнах, крыша в колючей проволоке. И кругом молодые мужчины. Все светловолосые, у кого темные волосы, глаза у всех светлые, выцветшие и холодные. Как один, одеты в походные костюмы болотного цвета из плотной натуральной ткани. Все вооружены пистолетами и ножами.

И необычно возле этой толпы было видеть детей под присмотром красивой беловолосой женщины. Она была одета в докторский халат, волосы сахарные в хвосте. Заметив Айдара, она в окружении пяти детей вышла навстречу из песочницы, где не было песка.

Дети приковали все Машино внимание. Никого не было старше семи лет. Одеты они были очень бедно, шортики и юбочки  драные, застиранные рубашки были зашиты и не имели ярких цветов. Но при этом все были ухоженные, не чумазые, три девочки с косичками не были лохматыми. Малышам Маша понравилась почти сразу, она наклонилась к ним, улыбалась, и они отвечали взаимностью, подавали ей руки и трогали её платье.

— Это Карина, моя жена, — представил женщину Айдар.

Маша почти не взглянула на неё, высмотрела кареглазого светловолосого мальчика четырех лет, который был родным ребенком врача.

— Детей любишь, — констатировал доктор, и в голосе его появилась необычайная мягкостью.

— Очень, — призналась Маша. — У меня четверо младших.

— Надо спешить, — он потянул её за собой.

Врач торопливо знакомил Марию с больницей. Детская комната тоже находилась в этом здании, но была отделена стеклянными дверями и имела отдельный выход на улицу. Палаты небольшие, всего пять штук, операционная, хозяйственная комната со старинными швабрами и щетками. В помывочной варилось белье и бинты, которых не хватало катастрофически, поэтому приходилось их использовать многоразово.

Кухня, она же столовая с несколькими столами и скамейками, три печи газовые и одна на дровах, посуда вся алюминиевая.

— Я сам варить буду, — говорил врач, кидая продукты на стальной стол. — Тебе вот, — он накинул на Машу белый халатик по колено. — Ты знаешь, что от тебя его здоровье зависит. — Айдар сильно беспокоился, застегивал на халатике пуговицы, украдкой глядя на Машино растерянное личико. — Ты должна с ним разговаривать и трогать его. Он поправится, если ты будешь рядом. От тебя все зависит.

Он взял её за руку и отвел к Лёше. Палата была самой большой. У стен стояли столы с медицинскими инструментами. Была раковина с краном. В железном белом ящике за стеклянными дверцами было пусто. У противоположной стены больничная кушетка темно-коричневого цвета. В половину решетчатого окна белая простыня, заменяющая занавеску. И посередине зала каталка, на которой лежал больной.

Он был забинтован с ног до головы. Одна рука привязана к телу на обычной доске, видимо, перелом. Голова полностью спрятана, прорезаны дыры для носа и рта. Все бинты пропитаны кровью. Только по торчащим длинным пальцам с острыми грязными ногтями и по желтой резинке в темных волосах Маша поняла, что это Лёша.

Она задыхалась от увиденного, не смогла подойти к нему, точнее, к тому, что осталось от её похитителя. Еще вчера он бойкий и наглый, а сейчас умирающий. И это страшно, его не просто жалко, Маша чуть не запаниковала. Условия плохие, врач без должного оборудования, света в больнице нет, бинтов не хватает и лекарства кончились. Его надо к людям.

— Он жизнь за нас положил, ни одного бойца не потерял. Он поправится, если ты сделаешь так, как я скажу, — голос врача с хрипом опять не терпел возражений и был очень строгим. Он повторил:— Говори с ним, постоянно и трогай его.

Он оставил Машу одну. Она на дрожащих ногах подошла к каталке и заплакала:

— Лёш, ты чего? Ты давай, выкарабкивайся, — слезы залили глаза, потекли по щекам и стали падать на белый халат. Её руки тронули жесткие волосы, в которых запеклась кровь, дотянулись до его пальцев. Жалко по-человечески. А еще такого про него говорили, аж спаситель. Общественная гордость за альфу перекочевала в её сердце, и она приняла решение быть с ним. — Лёшенька, я тут буду, ты только выздоравливай.

Она нашла себе железный табурет, покрашенный в белый цвет, и села рядом с каталкой, взяла его пальцы, покручивая каждый в отдельности, и запела колыбельную. Репертуар ей не понравился, поэтому стала читать стихи Пушкина:

— Какое низкое коварство

Полуживого забавлять,

Ему подушки поправлять,

Печально подносить лекарство,

Вздыхать и думать про себя: надо Лёше подстричь его чудовищные ногти.

Девушка отошла к столам, нашла там изогнутые ножницы. Вернулась к каталке, и в этот момент в дверь постучали, вошла Карина с милой улыбкой на лице. Но улыбка сползла очень быстро, глаза округлились.

— Ты что, Мария, делать собралась? — ошарашенно прошептала женщина, которая принесла белые подушку и одеяло, но не решилась пройти в палату.

— Ногти подстригу ему, — Маша пощелкала ножницами.

— Машенька, — испугалась женщина. — Это не ногти, это когти. Их нельзя стричь!

Девушка испуганно спрятала ножницы за спину, остолбенев.

— Ты… — женщина прошла и положила подушку и одеяло на кушетку. — Ты спрашивай, если что непонятно.

— Хорошо, — виновато потупила взор Маша. — А почистить можно?

— Можно, — кивнула потрясенная увиденным Карина и вышла из палаты.

Маша постояла немного и захихикала:

— Лёш, я чуть тебе когти не отстригла. Был бы сейчас как Дашкин кот.

Обнаружив медицинскую ванночку, так называемый лоток почкообразный для инструмента, девушка набрала туда воды из крана и пошла чистить парню когти, при этом она читала стихи, половину переврала, заменяла потерявшиеся строки на «ла-ла-ла» и «как там дальше». Пушкина сменил Лермонтов, затесался Есенин. Волосы она вычесывала Лёше под Ахматову и Цветаеву. Окуджаву и Высоцкого пела. Когда принесли ужин, уже перешла на Цоя.