Родовой артефакт. Хранительница - Елена Матеуш Страница 17

Это давило на меня, хотелось плакать. Но я не желала давать волю горьким чувствам. Стоит начать жалеть себя и можно свалиться в такую тоску! Я не могла себе этого позволить. Потому пришла в светлую уютную гостиную с эркерами и камином, где никого не было, а вид из окон помогал успокоиться. Чтобы освободить голову от мыслей взялась за вязание. Здесь этот вид рукоделия был почти неизвестен. Зачем тратить время на плетение узоров, если можно создать вещь с помощью бытовой магии?

Меня же в детстве тетя Лилиан приучала справляться без нее. Пыталась, как «каждую порядочную девушку», приохотить к рукоделью. На вышивку терпения у меня не хватало, а вот вязание полюбила. Чем-то это напоминало плетение заклинаний. Освоение новых узоров требовало сосредоточенности и помогало освободить голову от ненужных мыслей.

Вот и сейчас я удобно устроилась в кресле, достала нитки и спицы и взялась за вязание. Спицы стучали, теплая нить скользила, я считала петли, чтобы не спутать узор и постепенно успокаивалась. Мир вместе с узором начинал упорядочиваться, и становилось легче.

Мирри вдруг возникла в моей голове с вопросом: не видела ли я Леони? Я не особенно хотела обсуждать происшедшее, но все же откликнулась, сказав, что после парка никого не видела и видеть пока не хочу.

Но потом все же не выдержала и переспросила Мирри, почему она об этом спрашивает. Оказалось, после разговора со мной мальчик куда-то убежал, и его не могут найти. Иголочка вины и тревоги кольнула в сердце. Хотелось отправиться его искать, но я сдержалась. Это было бы бесполезно. Я еще не настолько хорошо знала привычки Леони, да и усадьбу. Сказала Мирри, чтобы она сообщила мне, как только мальчика найдут.

За то время, что прошло до сообщения Мирри, что Леони нашли, я успела основательно напутать узор на вязании. С облегчением вздохнув от успокаивающей новости, я взялась распускать запутанные ряды. Я так сосредоточилась на восстановлении петель, что даже не сразу сообразила, что звук шагов означает чей-то приход в мое убежище.

Оказалось, это Александр и Леони. Обсуждать происшедшее я не горела желанием. Я была уверена, что права, но считает ли так Александр? Не ждут ли меня упреки за то, что я так неудачно влезла в воспитание его сына? Поэтому поступила малодушно — демонстративно занялась вязанием, делая вид, что их не замечаю. Знаю, это выглядит глупо, по-детски, но начинать объясняться первой не хотелось. Пусть Александр говорит, что думает, тогда и решу, что ответить.

Александр не торопился начинать разговор. Он удобно расположился в кресле напротив и жестом подозвал к себе нахохлившегося Леони, который застрял на входе в комнату.

— Леони, расскажи, что случилось.

Леони опустил голову и тихо произнес:

— Лори отругала меня за то, что я внушил даме Орисе давать мне пирожные.

— Лори совершенно права. Тебе нельзя воздействовать на разум людей. Ты еще маленький.

Я продолжала вязать, но чувствую, что и эти ряды придется распустить позже. Хорошо, что Александр поддержал меня, хотя довод, что сын еще маленький, скорее всего вызовет у того протест. И точно!

— Я не маленький! Я уже могу! У меня получается.

— Да, ты сильнее многих в этом доме и можешь внушить им, что хочешь. Но прекрасно знаешь, что детям пользоваться своим даром запрещено. Это не пустой запрет.

Леони кивнул, но по его надутому виду даже мне без всякого чтения мыслей было ясно, что мальчик считает это просто несправедливым проявлением власти взрослых. Александр хмыкнул и терпеливо продолжил:

— Ты можешь, но слишком многого еще не знаешь и не в состоянии понять. Вот ты знал, что большая часть вмешательств вредит личности? Что, чтобы оно было безвредным, надо строго соблюдать определенные условия?

Леони быстро глянул на отца и опустил голову. Нахмурился, вспоминая что-то, и покачал головой.

— Не знал… Папа, а сильно вредит? — с прорвавшейся тревогой переспросил мальчик.

— Значит, внушение даме Орисе было не первым твоим опытом. Раз этого никто не заметил, ты действовал легко, слабо, — Александр сделал паузу и, дождавшись подтверждения Леони, продолжил, — поэтому и вреда особо не нанес. Но не только поэтому тебе еще рано использовать свой дар. Ты пока слишком плохо разбираешься в чувствах, чтобы в них вмешиваться. Помнишь твой разговор с Лори о жалости?

Леони кивнул и посмотрел прямо в глаза Александру.

— Тебе не нравилось, когда тебя жалеют. Но убирая у другого эту эмоцию, ты уменьшал и добрые чувства к тебе. Вряд ли равнодушие — это желанный результат. И так во всем. Разумные существа слишком сложны, чтобы ребенок мог точно просчитать последствия своего воздействия. Понятно?

Леони вновь кивнул. Он слушал отца внимательно, впитывая урок.

— История с дамой Орисой прекрасный пример того, что ты, как ребенок, пока не можешь просчитать все последствия своего вмешательства. Ты любишь пирожные и не выносишь овощи. Поэтому мысль заменить одно на другое казалась тебе прекрасной. Так?

— Да!

— Но если есть только сладкое, это, в конце концов, повредит твоему здоровью. Да и просто надоест. Но ты, внушая даме Орисе, об этом не подумал. Так?

— Да, — в этот раз прозвучало тише. Признавать свою ошибку любому не очень приятно.

— И третья причина, почему тебе рано это делать. Уверен, что тебе и самому надоело есть только сладкое и мясо. Но отменять свое воздействие не стал. Почему?

— Не смог, — Леони опустил голову.

— Молодец! Молодец, что признал это и не стал грубо лезть в ее голову. В твоем случае это точно повредило бы больше, чем само внушение. Вот потому до тех пор, пока не научишься также легко отменять свое воздействие, как внушать, тебе нельзя применять свой дар.

— А почему так? — в ответ на вопросительно приподнятую бровь Александра, Леони пояснил. — А почему так получилось? Почему я не мог убрать?

— Дама Ориса любит тебя, Леони, и сама хотела тебя порадовать, поэтому твое внушение легко вросло в ее сознание. Оно стало словно бы ее собственным желанием, а изменить истинные желания личности очень сложно. Надеюсь, эта история станет тебе уроком, и больше до моего разрешения ты не будешь пользоваться своим даром. Обещаешь?

— Обещаю.

- А я обещаю, что начну тебе учить им пользоваться.

Умом я понимала, что в таком решении нет ничего плохого, это правильно, но мысль, что они будут хозяйничать в чьих-то головах для тренировки, вызывала отторжение.