Люди крыш. Пройти по краю - Любовь Романова Страница 17

Перед камином на вишневом паркете вверх животом лежала собака. Французский бульдог. Белый с черными ушами.

Перевернутая морда уставилась на Женьку слезящимися глазами и улыбнулась, как умеют улыбаться только французские бульдоги. Потом, видимо, решив, что одной улыбки маловато, пес завилял обрубком хвоста. Но вставать не стал — так и остался лежать на спине, елозя попой по полу.

Цепляясь за косяк, Женя медленно поднялась на ноги и перешагнула порог. Никого. Если не считать пса у камина.

— Привет, толстый! — сказала она ему.

Собачья задница закрутилась с утроенной энергией. Женька всегда подозревала, что эту породу вывели, скрещивая толстых зайцев с не менее толстыми свиньями. Поэтому от друга человека в ней осталась разве что способность любить. По-собачьи, преданно. Все остальное — упитанная тушка, уши торчком и неуемный аппетит — было унаследовано от настоящих предков.

— Где же твои хозяева?

Собака перевернулась и хрюкнула.

— Прости, друг, я тебя не понимаю, — вздохнула Женька. Она заметила возле камина низкий темно-синий диванчик со следами собачьих когтей и поковыляла к нему. От голода перед глазами плавали круасаны Мамаши Мурр. — Твой хозяин не Шепот случайно? Куда же он подевался?

— Родион Петрович понес Тимку в лазарет. Его подрали сильно, — ответила собака тоненьким голоском.

От неожиданности Женька тоже хрюкнула и плюхнулась на диван.

— А ты Тимкина подружка? — спросил пес и, кряхтя, поскреб задней лапой живот.

— Да… То есть нет. Я его ученица. — Она не верила своим ушам, тем более что глаза никак не подтверждали услышанного — розовый язык бульдога почти не шевелился. Может, это собака-чревовещатель?

— Правда? Я тоже ученик. Только — Родиона Петровича. Он меня учит людей лечить. Я уже могу головную боль дыханием снять. И раны руками стягивать.

— Руками?! — Женька начала в растерянности искать у бульдога руки, но тут из-за подлокотника дивана вынырнула курносая физиономия мальчишки лет семи. Его волосы были совершенно белые, как рафинад или лунный свет, или рафинад в лунном свете. А глаза, наоборот, — по-цыгански темные. — Что, не веришь? Спорим?

— Верю-верю, — с облегчением хихикнула Женька. — Я Женя, а тебя как зовут?

— Федор. — Мальчишка сел рядом. На нем была фланелевая рубаха. Точно такая же, как у Шепота, только маленькая.

— Дядя Федор?

— Почему дядя? — Мультфильм про Простоквашино он, похоже, не смотрел.

— Да так, неважно, Федь. Значит, Шепот — врач?

— Нет, целитель. Это другое. Он взглядом может от гриппа вылечить и от этой, как ее, пневмонии…

— А ты?

— И я! Даже ногу сломанную могу срастить.

— Тоже взглядом?

— Почему взглядом? — Федя по-взрослому наморщил лоб. — Слова нужно правильные знать. Я вот знаю. Родион Петрович, когда хочет поспать, меня зовет и говорит: «Смотри, Федор, ты за главного. Если кому голову оторвет — не буди. Сам разбирайся». Знаешь, какой я талантливый? Чего смеешься? Не веришь?

Оттопыренные уши мальчишки вспыхнули малиновым цветом.

— Да верю же! — У Женьки даже щеки свело, так она старалась не засмеяться. — А поесть у тебя не найдется?

Собака, услышав вопрос, радостно захрюкала. Наверное, слово «поесть» она знала не хуже своей клички.

— Тихо, Боров, ты и так полторта сожрал! — цыкнул Федя, на что толстый пес ответил громким урчанием в животе.

Неприметная дверь за камином отворилась, впустив приглушенный перебор гитарных струн и знакомого старика. Увидев Женьку, он, не говоря ни слова, шагнул к дивану, протянул руку и прижал сухие пальцы к ее шее. Пощупал пульс.

Женька громко сглотнула. Ей стало не по себе от хмурого взгляда его желтых глаз с узкими зрачками.

— Федь, быстро на кухню. Тащи все, что найдешь. И чая горячего, покрепче. Наша гостья сейчас упадет в голодный обморок.

Белобрысый мальчишка немедленно испарился, а старик сел рядом. Куртки на нем уже не было — только джинсы и рубаха. На ногах смешные носки в красно-желтую полоску. Наверное, он не такой уж грозный, раз Федя его не боится и Боров вон какой раскормленный. Злой человек собаку баловать не будет.

— Ты Женя? — тихо спросил Шепот своим странным, хрустящим голосом и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Прости, что пришлось тебя погонять. Тим мог не дотянуть.

— Что с ним?

— Сейчас уже все нормально. Утром встанет.

В комнату влетел Федор с полным подносом.

Ученик целителя принес полбатона вареной колбасы, хлебную нарезку, кусок шоколадного торта, баночку с медом и большую кружку горячего чаю. Женька накинулась на еду, пытаясь разом запихнуть в рот торт и отрезать себе кусок колбасы.

— Сейчас твой организм меняется от любой серьезной нагрузки. Перестраиваются мышцы, укрепляется скелет. Все это требует энергии, — объяснил Шепот, отбирая у нее нож и делая бутерброд. — Пей чай, голова будет меньше кружиться.

— А как вы наф так быфтро нафли? — спросила она с набитым ртом.

— Что, удивил? — Старик улыбнулся и стал похож на своего курносого ученика. — У Тима в телефоне маячок. На тот случай, если он не сможет позвать на помощь.

— И часто такое бывает? — Она перестала жевать.

— Со временем сама узнаешь. Ты же всего ничего с детьми Лунной кошки. Думаешь, они единственные в этом городе, кто обладает необычными способностями? Нет, юная барышня. Ешь пока, а я тебе лекцию почитаю. Про эволюцию. Как дожуешь, расскажешь мне о вашем с Тимофеем приключении.

Шепот встал, подошел к стеллажу, почти полностью закрывавшему две стены комнаты, и вернулся через минуту с толстой книгой в потрепанной коричневой обложке. «Джулиан Хаксли, — прочитала Женя. — Синтетическая теория эволюции».

— Джу молодец. Если бы он не издал монографию о наших с ним исследованиях, теория эволюции так и топталась бы на месте, — Шепот постучал ногтем по звонкой обложке. Женька пригляделась и чуть не подавилась колбасой — она увидела год издания: 1942-й. Сколько же Шепоту лет? — Мы синтезировали естественный отбор Дарвина с открытиями генетики и пришли к выводу: эволюцией движет мутация и селекция…

Женька почувствовала, что от еды и обилия малознакомых слов ее клонит в сон. Заметив это, старик сменил тактику. Он отложил Хаксли, взял из нарезки квадратный кусок пшеничного хлеба и положил его на диван между собой и Женей.

— Это человечество. Долгое время оно было совершенно однородным. Но постепенно люди изменили окружающую среду до неузнаваемости. Изуродовали ландшафт, понастроили мегаполисов и гигантских заводов. У их ареала обитания возникли края. — Старик провел пальцем по хлебной корочке. — Края, куда большинство жителей городов почти никогда не заглядывают, — подвалы и крыши. Сначала появились первые люди, больше других приспособленные жить на границе цивилизации. — Он разложил вокруг ломтика мелкие кусочки розовой колбасы. — Люди, которые могли видеть в темноте, прыгать на невероятные расстояния и не боялись падений с большой высоты. Их влекла туда эйфория от вида ночного города с высоты птичьего полета. Мутанты-романтики. Они жили на крышах, влюблялись друг в друга и заводили детей. Это называется селекцией. Со временем их становилось все больше и больше, пока не пришел час создавать свой клан и выбирать его руководителя. Так появился народ Лунной кошки. Но почти одновременно с нами в подвалах человеческих городов зародился другой клан — Братство нор.