Зеленая Мать - Пирс Энтони Страница 16

С этими словами призрак исчез.

Женщины поднялись на ноги.

— Ты спасла нас! — воскликнули они.

— Увы, только на эту ночь, — грустно ответила Орб. — Что, он действительно может причинить вам вред?

— О да, у него и при жизни-то была тяжелая рука, а после смерти он явно добрее не стал! Мы должны принести ему еды!

— Или лучше сжечь его тело, — сказала Орб.

— Да! Но как? Ведь полиция…

Орб боялась, что из-за нее их всех арестуют, однако надо было попытаться.

— Похоже, он подсказал нам как. Я попробую вам помочь. Сможете вы сжечь тело, если вас пустят на кладбище?

— Сможем, если полицейские позволят нам это сделать. Но они же не позволят!

— А может, и позволят. Попробуем завтра ночью.

На следующий вечер цыганская повозка въехала в город. Орб и ее спутницы изо всех сил старались не шуметь. Повозка остановилась у ограды кладбища. Члены семьи покойного отправились раскапывать могилу, а Орб уселась у самой ограды со своей маленькой арфой и стала ждать.

Полиция не дремала. Не прошло и получаса, а они уже были тут как тут. Дюжие полицейские двинулись по направлению к разрытой могиле.

И тут Орб начала петь, подыгрывая себе на арфе. Магия ее музыки коснулась полицейских, и они замерли. Вскоре все полицейские стояли около Орб и слушали ее пение, не в силах пошевелиться. Цыгане продолжали работать — они были слишком далеко, и волшебная музыка на них не действовала.

Орб пела песню за песней, не останавливаясь, чтобы полицейские не вышли из транса. Цыгане выкопали тело, сложили погребальный костер. Потом загорелся огонь, языки пламени взметнулись к самому небу, и до Орб донесся отвратительный запах горящей плоти.

Снова появился вчерашний призрак.

— Вот так-то лучше! — воскликнул он. Но тут сгоревшее тело рассыпалось в прах, и дух исчез.

Орб перестала петь и играть. Они с цыганками залезли в повозку и поехали прочь. Полицейские так и стояли без движения, глядя на разрытую могилу и груду углей рядом с ней.

Повозка подъехала к ближайшей реке, и все три вдовы содрали с себя одежду и бросились в воду — так им не терпелось отмыть грязь. Потом они уселись на берегу стирать грязную одежду.

Наконец мокрые и дрожащие женщины завернулись в одеяла, вытащенные из повозки.

— Ты сделала это! — восклицали они. — И если это было не Ллано, то что-то очень похожее!

— Это было не Ллано, — ответила Орб. Однако в душе ее горел теплый огонь.

Венгрия была страной цыганской музыки. Здесь жили известные всему миру композиторы и музыканты, а по стране с успехом гастролировали целые цыганские оркестры. Во все времена знаменитые музыканты Европы черпали из неиссякаемого источника цыганской музыки, популяризируя ее и распространяя, как свою собственную. Шуберт, Брамс — их прекрасная музыка восходит корнями к старым цыганским мелодиям. Венгерский пианист Лист записал цыганскую музыку в своих венгерских рапсодиях.

Местные цыгане называли себя ромалэ. Они жили здесь еще до прихода мадьяр, и мадьяры только выиграли, смешавшись с ними. Когда цыгане сопротивлялись, появлялись законы, обязывавшие их принимать христианство и сочетаться браком только с мадьярами. Из-за этого многие вынуждены были покинуть страну и уехать в Россию и Польшу, Германию и Францию… Многие цыгане притворились, будто приняли христианство, и даже украсили свои повозки крестами, но в сердце своем они продолжали хранить веру отцов.

Затем им приказано было поселиться в домах и забыть родной язык. Это вызвало новую волну эмиграции, ведь истинный цыган не может долго жить на одном месте. Цыган обвиняли в каннибализме и жестоко преследовали за это, считая оправдания лишь подтверждением несуществующей вины. Но они все равно выжили. Их способности к обработке дерева и металла способствовали созданию новой, оседлой цыганской культуры, а цементом, скрепляющим эту культуру, стала цыганская музыка. Почти все кузнецы в Венгрии происходили из цыган, и все музыканты тоже. Величайшим из цыганских музыкантов современности был скрипач Чигари. Говорили, что его музыка пленяет души живых и мертвых.

Именно этого музыканта и искала Орб в Венгрии, но остальные цыгане не говорили ей, как его найти. Она была для них пришлой, а пришлых здесь называли «унгар», то есть «чужой», и не доверяли им. Орб была приятно удивлена, когда сообразила, что ее принимают за цыганку. Она так хорошо знала язык и обычаи, что даже ее медовые волосы не вызывали у цыган подозрения. Может, ее просто считали полукровкой, ведь цыгане часто женились на представителях других культур. Но похоже было, что здесь гораздо больше уважали местных гаджо, чем цыган из других стран.

Жители одной из деревень, попавшихся Орб на пути, были особенно грубы и угрюмы. Это удивило Орб — ведь обычно цыгане счастливы, как дети.

— Что случилось? — спросила она.

— Чинка осквернила воду! — кратко ответил ей кто-то.

— Что? — переспросила Орб. Ее потрясло сходство имени неизвестной женщины с именем ее подруги Тинки.

— Она прошла над нашим подземным водопроводом, — возмущенно объяснила какая-то женщина, вероятно, приняв восклицание Орб за проявление гнева. — И теперь нам приходится привозить воду издалека. А это так неудобно!

Орб разыскала Чинку. Женщина была на грани самоубийства от горя и досады.

— Я просто заблудилась! У меня был большой сверток в руках, и я не видела, куда иду, а когда увидела, было уже поздно — я споткнулась и наступила туда! — всхлипывала она.

В цыганской культуре некоторых регионов женщина считалась по природе своей нечистой. Орб узнала об этом, когда учила язык, но до сих пор ни разу не сталкивалась с этим сама. Ритуальная скверна лишь усугублялась беременностью; после родов одежду беременной женщины полагалось сжигать. Но нижняя часть тела женщины нечиста в любое время. Поэтому она не может перешагнуть через медные изделия, не осквернив их, и то же, очевидно, относится к водопроводным трубам. Никто теперь не будет пить воду, которую Чинка осквернила, пройдя над закопанной в землю трубой.

Орб понимала, что обсуждать правомерность этого обычая с ее стороны было бы неосторожно. Подобные суеверия менялись от табора к табору и в разных регионах довольно сильно отличались, но уж если существовали, то держались упорно. Сама Орб, разумеется, не считала Чинку виноватой и хотела помочь ей.

— Однажды я помогла женщине сжечь тело ее мужа, — сказала она. — Может, я и тебе смогу помочь?

На мгновение в глазах Чинки вспыхнула надежда. Потом женщина снова впала в отчаяние.

— Это невозможно. Мы же не сумеем проложить новый водопровод!

— Но я могу попробовать очистить от скверны старый…

— Ты кто? Колдунья? — заинтересовалась Чинка.