Дворец любви - Джек Вэнс Страница 16

Маленький юркий человечек с большой головой и сухими мелкими чертами вонзил в Джерсена испытующий взгляд, и Кирт понял, что с ним выгоднее играть в открытую.

– Я ищу вашего одноклассника, Фогеля Фильшнера. Вы, вроде, были его единственным другом.

– Гм. – Роман Хенигсен задумчиво потер подбородок и бросил:

– Зайдите, если хотите. Поговорим.

Он пригласил Джерсена в кабинет, обставленный точно музей истории шахмат: портреты, кубки, фотографии знаменитых шахматистов.

– Вы играете в шахматы? – спросил он Джерсена.

– Время от времени, хоть и не часто.

– Как и во всем другом, чтобы поддерживать себя в форме, тут нужна практика. Шахматы – древняя игра. – Он подошел к стенду и похлопал по фотографиям шахматистов с дружеской небрежностью. – Все варианты проанализированы, можно предсказать результат любого разумного хода. Если вы имеете достаточно хорошую память, можно не думать о том, как взять верх в партии, выигранной кем-то другим. К счастью, ни у кого, кроме роботов, нет такой памяти. Однако вы пришли сюда не для того, чтобы поговорить о шахматах. Хотите рюмочку ликера?

– Спасибо. – Джерсен принял из рук хозяина хрустальный кубок, в котором плескался дюйм спиртного.

– Фогель Фильшнер. Странно, что я опять слышу это имя. Известно, где он сейчас?

– Это как раз то, что я пытаюсь выяснить.

Роман Хенигсен резко качнул головой.

– От меня вы ничего не узнаете. Я не видел его и ничего о нем не слышал с 1494 года.

– Я не надеялся, что он вновь возьмет старое имя. Но, может быть… – Джерсен замолчал, потому что хозяин дома щелкнул пальцами.

– Странно, – задумчиво протянул Хенигсен. – Каждый вторник, вечером, я играю в шахматном клубе. Около года назад я увидел человека, стоящего под часами, и подумал, что это Фогель Фильшнер. Он повернулся, я разглядел его лицо. Чем-то он напоминал Фогеля, но лишь слегка. У него была приятная внешность и повадки, ничего от щенячьей неуклюжести Фогеля. И все же – раз уж вы упомянули об этом – что-то в нем, возможно, манера держать руки, напомнило мне Фогеля.

– Вы с тех пор не видели этого человека?

– Ни разу.

– Вы с ним говорили?

– Нет. Я так удивился, что уставился на него, а когда решил подойти, он исчез.

– Как вы думаете, не хотел ли Фогель кого-то повидать? У него кроме вас были друзья?

Роман Хенигсен скривил губы.

– Я вряд ли мог считать себя его другом. Мы сидели за одним лабораторным столом, иногда играли в шахматы, он часто выигрывал. Если бы Фогель всерьез занялся этим, мог бы стать чемпионом. Но он сходил с ума по капризной девчонке и писал скверные стишки, подражая некоему Наварху.

– О, Наварх! Это тот человек, которого Фогель винил во всем?

– Да, к сожалению. По-моему, Наварх был просто шарлатаном, мистификатором, человеком более чем сомнительных качеств.

– А что стало с Навархом?

– Я думаю, он все еще где-то здесь, хоть и не тот, что тридцать лет назад. Люди набираются ума, а декаданс больше не производит такого впечатления, как в годы моего детства. Фогель, конечно, тогда испытал потрясение и делал странные вещи, чтобы сравняться с кумиром. Нет, нет, если кого-то и обвинять в том, что устроил Фогель Фильшнер, так сумасшедшего поэта Наварха.