Ардагаст и братство тьмы - Дмитрий Баринов Страница 16

Эллин говорил и сам удивлялся себе. Ну разве стал бы он лет десять назад забираться в такие места иначе, как ради богатства? И не стал бы настраивать диких скифов против предприимчивых эллинов — таких же пройдох, как он сам тогда. Но с тех пор он стал соратником Солнце-Царя и понял, что для отважного и ловкого человека есть цели более достойные, чем погоня за золотом и тем, что можно на него купить. Впрочем, об этих целях он знал и прежде — от своих учителей-философов. А может быть, прав Платон: в душе нужно лишь разбудить то, что она вынесла из другого мира, высокого и светлого, как эта святая гора?

Ардагунда встряхнула пышными золотыми волосами и насмешливо произнесла:

— Мужчины племени росов! Вы, кажется, научились чего-то бояться в этом походе? А вот мои девочки никак не научатся. Может, вы поможете?

Воины дружно и как-то облегчённо захохотали. После таких слов попробовал бы кто из них повернуть назад или хоть заикнуться о том!

Аргиппеи жались друг к другу, думая об одном: оказаться подальше от этих людей, готовых на самое небо и в преисподнюю идти войной, сражаться наравне с богами. Нет, лучше о таких слушать песни, сидя в тёплой юрте! На помощь им пришёл сам Ардагаст:

— Вас не держу, вы и так нас почти до самой горы довели. А нам без солнечной стрелы вернуться — позор великий. И не только нам — всему племени росов. Мы ведь лучшие из его воинов. А кому хочется воротиться со стыдом да с золотом, пусть идёт вместе с аримаспами. Нет таких? Знаю, нет. Так вперёд, росы! Идём, куда див кличет. А сгинем, так за Золотую гору, а не за мешок золота!

Ворон на пихте каркнул с самым довольным видом. С одинокого кедра снова заклекотал-заревел грифон, протяжно, призывно. И не страх уже вызывал этот голос, а желание испытать себя, дойти до края земли. А впереди, среди густых елей, появился Белый Всадник. Обернулся, блеснул золотым щитом, взмахнул-поманил копьём. И войско росов двинулось дальше долиной Юрюзани. Справа, на вершинах хребта Бахты, и слева, на склонах гор Зигальга, белели скалы, похожие на стены и башни невиданного города. Среди них чернели входы пещер. Кто придал скалам такой вид? Одноглазые бесы, исчезнувшие арьи или, забавы ради, сами боги? Теперь там жили дэвы и аримаспы. Можно было бы, если не очень спешить на битву, пограбить пещеры и становища, где сейчас были одни женщины, дети и старики. Когда кто-то заметил на этот счёт, над ним только посмеялись и сказали, что такие подвиги можно оставить Андаку с Саузард.

Ещё одна птица внимательно следила за росами — сорока. Убедившись, что поход продолжается, она полетела на запад. Там, в долине Катава, что от южного подножия Зигальги тек на запад, к Каме, затаилась дружина Чёрных Медведей. Услышав рассказ сестры, Бурмила подбросил увесистую палицу и довольно проревел:

— Э-э-эх и повоюем! Вместе с аримаспами так росов побьём — на семена не останется! И как медведи грифонов побили, весь лес узнает!

— Тебе лишь бы подраться! — досадливо махнул рукой Шумила. — Понимаешь хоть, какая там каша заварится? Растает наша дружина в этой битве лютой, как щепотка соли в котелке. Нет, пусть Ардагаст бьётся, а мы его тут подождём. Сгинет его дружина совсем — слава Чернобогу. А вернутся — с победой ли, нет, — всё равно их уже меньше будет. Тут-то мы воинов Солнца и подстережём. Вот тогда и побьют медведи росских грифонов, чтобы в наш лес не летали, ха-ха! — Довольный своим замыслом, Шумила погладил бурую косматую бороду.

Проводникам-аргиппеям не повезло. Сначала их схватили Чёрные Медведи и крепко побили — чтобы не указывали дорогу Ардагасту Убийце Родичей, злейшему врагу свободного леса. Одного аргиппея ещё и съели, по старинному лесному обычаю. Потом проводники встретили царя Санага с дружиной, и тот велел их высечь — чтобы не позорили племя перед росами.

Рано утром из росского стана в долине Юрюзани взлетели и направились к востоку три птицы. Вышата летел белым кречетом, Лютица — орлицей, а князь-чародей Волх Велеславич — соколом. Золотая гора предстала перед их взором во всём своём величии, нерушимым утёсом вставая из багряного моря солнечного восхода. Священная гора имела две вершины, разделённые седловиной, из которых главной была восточная. С севера гору ограничивала долина речки Тюлюк, с востока — хребет Аваляк, с юга и запада — долины трёх речек: Авляра, Синяка и Тыгына, стекавших со склонов горы. Все три речки вскоре сливались и впадали в Белую реку Ра, чья долина лежала за невысоким Аваляком. На западном и южном склонах обрывистые скалы выдавались причудливыми башнями, арками, входами пещер. Так боги некогда укрепили и украсили свою обитель.

В лучах утреннего солнца золотом сияли обе вершины, а ещё ярче — тела сотен грифонов, паривших над горой или стоявших на склонах. А снизу, со всех четырёх сторон, на гору шла, блестя доспехами, несметная рать волосатых великанов на громадных чёрных конях. Одни из аримаспов били снизу из огромных луков. Другие, спешившись, лезли вверх по склонам, разя грифонов мечами и копьями. Следом за ними карабкались горные дэвы. Эти по большей части лишь добивали дубьём раненых грифонов. В воздухе носились на нетопырьих крыльях ветряные дэвы, норовя вцепиться в летучих диво-зверей, обломать им крылья, сбросить вниз, на расправу одноглазой рати. Над горой стоял клёкот и рёв грифонов, которому вторили злобное рычание и крики аримаспов, громовое ржание их коней и оглушительный вой дэвов, шумевших больше всех.

Волхвы-птицы облетели гору священным ходом — посолонь ^[20] — и всюду видели одно: будто чёрное, грязное, волосатое море обступило её и рвалось затопить, чтобы не было больше на земле такого светлого, чистого, златосияющего места. А дай этому морю волю и силы — захлестнёт, измажет и само небо, Ирий небесный выкорчует и изгадит. И никого из богов или их небесных воинов не было видно ни на горе, ни над ней.

Привыкнув к тому, что люди, даже воинственные сарматы, предпочитают не враждовать с ними, аримаспы не ожидали, что «человечишки» вмешаются в битву. А уж на троих птиц, облетевших гору и снова скрывшихся за хребтом Бахты, никто и не глянул.

И вдруг со стороны Юрюзани раздался грозный сарматский клич «Мара!» — «смерть». А следом — венедский: «Слава!» Долиной Тюлюка на аримаспов нёсся, гремя доспехами, под грохот бубнов и рёв рогов, несокрушимый сарматский клин: закованные в железо всадники с длинными копьями. На острие клина — два великана: смуглый индиец и белокурый гот в рогатом шлеме. А за ними, под алым знаменем с золотой тамгой — златоволосый царь в красном плаще. В руках у него, надёжно защищённого со всех сторон лучшими дружинниками, не было ни копья, ни меча. Лишь золотая чаша, из которой бил луч ненавистного одноглазым солнечного пламени.

От неожиданности аримаспы не успели даже развернуть коней навстречу новым врагам. И враги-то были вместе с лошадьми, этим коням всего по грудь. Но длинные копья с массивными наконечниками, способные пробить насквозь всадника в доспехах, глубоко вонзались в тела исполинских скакунов, калечили им ноги. Направленные же чуть повыше, копья дробили бёдра великанам-всадникам, доставали до внутренностей. Обливаясь кровью, кони падали. Не успевших подняться аримаспов рубили мечами, кололи копьями, топтали лошадьми. А золотой огонь слепил глаза, прожигал доспехи, обращал всадников и коней в обугленные трупы. Не выдержав натиска, великаны столпились в болотистых верховьях Тюлюка, сталкивая друг друга в трясину. А сверху на них с удвоенной силой набросились грифоны.