Пророчество Синей Звезды. Выбор - Эрин Хантер Страница 16

— Быстрее! Позовите Пышноуса! — закричала Синегривка. Гусохвост до сих пор не сложил с себя обязанности целителя, однако коты относились к нему, как одному из старейшин, и больше никогда не обращались за помощью или советом. Настоящим целителем племени стал Пышноус.

Спавшая в другом конце палатки Зарянка сонно приподняла голову и спросила:

— Что случилось? У нее уже начались схватки?

— Что же еще могло случиться? — рявкнул на нее Остролап.

Он зашел в детскую проведать Белогривку, когда у той вдруг начались боли. К счастью, Синегривка тоже была тут.

Зарянка тяжело поднялась на лапы.

— Сейчас приведу, — сказала она и, пыхтя от натуги, протиснулась между ветками ежевики.

Ей осталось терпеть еще полмесяца, а пока эта некогда стройная и энергичная кошка была похожа на пузатую барсучиху и еле-еле передвигала лапы.

Остролап нервно переминался рядом с подстилкой, на которой корчилась от боли его подруга. Синегривка ласково лизнула Белогривку между ушами.

— Все скоро закончится. Потерпи немножко, — прошептала она.

Она старалась не думать о тяжелых родах Пестролапой. И о смерти обеих ее дочек, которые не прожили и месяца.

«Почему судьба так жестока к бедной кошке? Пестролапая только что потеряла друга, который бросил ее и ушел жить к Двуногим, и вот теперь еще этот ужасный удар… Хорошо, что хотя бы Когтишка жив и здоров!»

Синегривка повернула голову, чтобы взглянуть на котенка. Он как раз выбрался из гнездышка Пестролапой и с любопытством вытягивал шею, чтобы узнать, что происходит.

Пестролапая решительно потянула его к себе за короткий хвостик.

— Ты непоседливый, как белка, — ласково проворчала она. — Сходи лучше погуляй. Вдруг встретишь Львинолапа?

— Ладно, — согласился Когтишка, бросаясь к выходу.

Здесь он едва не столкнулся с входившим Пышноусом.

— Поберегись! Иду напролом! — завопил Когтишка, ныряя прямо под живот целителю.

— Я смотрю, ему с каждым днем все больше нравится командовать! — заметил Пышноус, бросая охапку трав возле подстилки Белогривки. — Я понимаю, что он у нас пока единственный котенок в племени, но все-таки мы страшно его избаловали! Нужно с этим заканчивать. Он уже сейчас ведет себя, как маленький предводитель.

— Ничего, теперь, когда в лагере появятся котята Белогривки, нашим воинам будет кого баловать! — взмахнула хвостом Синегривка.

— Как ты себя чувствуешь, маленькая? — ласково спросил Пышноус, наклоняясь над Белогривкой.

— Пить хочу, — простонала та. — Дайте мне хотя бы влажного мха, губы смочить.

— Конечно, — кивнул Пышноус и обернулся к Остролапу. — Ты не принесешь мха?

Остролап перестал терзать когтями папоротник на подстилке Белогривки и с тревогой поднял глаза.

— Ты сможешь немного побыть без меня? — хрипло спросил он подругу. — С тобой ничего не случится? — в его всегда властном голосе теперь звучала робкая мольба.

— Не волнуйся, мы о ней позаботимся, — заверил его Пышноус.

Когда Остролап ушел, Белогривка устало вздохнула и прошептала:

— Спасибо, что отослал его до того, как он изорвал мою подстилку в клочья.

Синегривка пошевелила усами. Похоже, ее сестра все-таки не утратила чувства юмора. Что ж, это был хороший знак. Но тут Белогривка хрипло застонала и так вытаращила глаза, что показались белки.

Пышноус положил лапу на ее живот и слегка нажал.

— Больно?

Белогривка кивнула, затаив дыхание.

— Нет-нет, ты должна дышать. И как можно глубже, — сказал Пышноус.

Синегривка зажмурилась, не в силах выносить страданий сестры.

— Почему ты не дашь ей маковых семян, чтобы облегчить боль? — вскрикнула она.

— Потому что она должна чувствовать, что происходит, — ответил Пышноус. — Иначе как мы догадаемся, что котята уже готовы появиться на свет?

Белогривка сделала несколько медленных вдохов.

— Это надолго? — прохрипела она.

— Приготовься потерпеть, — уклончиво ответил Пышноус.

— Подождите! — крикнула Синегривка и стремительно выбежала из палатки.

Снаружи она увидела Зарянку, прилегшую на сухом клочке земли.

— Я не хочу заходить внутрь, чтобы не мешать вам, — сказала кошка, когда Синегривка пронеслась мимо. — Там и без меня тесно.

— Спасибо! — крикнула Синегривка.

Остановившись, она окинула взглядом поляну.

Папоротники уже начали жухнуть, их верхушки побурели и стали хрупкими. В воздухе все чаще чувствовалась горечь Листопада. Синегривка быстро нашла то, что искала: короткую толстую палку, достаточно крепкую, чтобы не расщепиться вдоль. Схватив ее в зубы, она бросилась обратно в детскую.

— Что это? — спросила Пестролапая, подняв голову со своей подстилки.

— Я подумала, что Белогривка может сжимать ее зубами, когда начнутся схватки, — пояснила Синегривка, протягивая сестре палку.

Пестролапая невольно поежилась, очевидно, вспомнив собственные страдания.

— Жаль, что мне никто не предложил такого!

— Спасибо, — выдавила Белогривка.

Живот ее снова начал содрогаться, и она изо всех сил впилась зубами в палку.

Ветки ежевики зашевелились, и в детскую ворвался Остролап. Бросив мох, он со страхом выкрикнул:

— С ней все в порядке?

— Все прекрасно, — успокоил его Пышноус. — Но этого мха нам не хватит. Собери еще и, пожалуйста, смочи его в ручье за лагерем. Там вода посвежее.

Остролап молча кивнул и снова выбежал наружу. Синегривке показалось, что на этот раз он ушел с радостью, потому что просто не мог выносить страданий Белогривки.

— С-спасибо, — выдавила Белогривка.

Солнце медленно совершало свой путь над лесом, и теплые лучи неторопливо скользили по детской. Время шло, Белогривка все больше и больше слабела и в перерывах между схватками подолгу не открывала глаза.

— Уже скоро, правда? — шепотом спросила Синегривка Пышноуса.