Заглянуть в пустоту - Ира Берсет Страница 16

Мужчина отвёл руку и серьёзно взглянул на непрошеную гостью:

— Я бы с тобой ещё поболтал, но не могу. Дела.

— Не те ли, о которых ты говорил по телефону?

— Что? — лицо Марка выразило одновременно удивление и злость. Ирина Витальевна отступила от него на шаг и с упрёком заявила:

— Нет, я не подслушивала! Просто увидела, что дверь в твой кабинет была открыта. Вот я и зашла поздороваться.

— Отлично, — в голосе мужчины слышалось раздражение. — Теперь можешь попрощаться.

— Грубо, — вздохнула Осина и медленно направилась к выходу. — Когда будешь уверенным в анализах, поделишься со мной? — вдруг тихо спросила она уже у самой двери.

— Я не понимаю, о чём ты говоришь, — спокойно парировал Марк и, захватив ключи со стола, тоже направился к выходу.

— Всё ты понимаешь. Думаешь, я не знаю, почему тебя Потоцкий в отпуск сослал? Из-за твоей паранойи, — Осина говорила шёпотом, будто шипела. От этого она напоминала рассерженную змею, которой наступили на хвост. — Он сам мне сказал, что ты заработался и что тебе повсюду мерещатся заговор и убийства. Но я ведь знаю, что он не прав. Это не паранойя, а чутьё, — её глаза хитро сощурились, и в них сверкнул хищный огонёк.

— Что ты несёшь? — не сдавался Войт.

— Я просто хочу, чтобы ты знал: я на твоей стороне. Мне эта Виолетта тоже не нравится.

— При чём здесь Виолетта? Как раз с ней всё в порядке. Я уже доложил шефу, и он от радости без ума.

— Насчёт радости охотно верю: у него действительно последнее время серое вещество работает слабовато. Но меня не проведёшь инфантильной маской и крокодильими слезами. Как-то всё странно и неожиданно. Не верю я в такие совпадения. Сначала Лара скопытилась, а теперь эта дурочка появилась. Кто-то за ней должен стоять. Я кожей чувствую — что-то здесь не так.

Насчёт последнего заявления Марк Николаевич не сомневался — у этой нюх звериный. Он про себя улыбнулся своим мыслям, а вслух с иронией спросил:

— Значит, ты союзник?

— Да, можешь на меня рассчитывать. Ты же знаешь, у меня много талантов, — она обольстительно улыбнулась.

— Интересно знать, каких?

— Например, я внимательная, даже прозорливая…

Марк засмеялся.

— Зря смеёшься, — оскорбилась женщина. — У меня фотографическая память.

— Буду иметь в виду, — бросил на ходу мужчина, направляясь к своей машине, — если захочу запечатлеться в твоих глазах.

— Да уж, пожалуйста. Между прочим, фотография фиксирует вечность, на деле являясь доказательством того, что всё есть лишь краткий миг в глазах вечности.

Войт резко развернулся и внимательно посмотрел на Осину:

— Что ты хочешь этим сказать?

— Лишь то, что иногда такой краткий миг может определить целую жизнь. — засмеялась она, садясь в машину. — А ну-ка, дорогой, улыбайся, хочу запомнить тебя молодым и красивым! — она изобразила руками фотоаппарат и прищёлкнула языком. — Ладно, до связи!

Ауди вырулила на просёлочную дорогу, оставив после себя небольшой клубок пыли. Марк всё ещё стоял и растерянно смотрел вслед машине, размышляя над последними словами Ирины Витальевны. «Что она имела в виду? Почему заговорила о фото? … Лишь краткий миг … Определить целую жизнь… Фото на память… Совпадение? Ей же тоже была выгодна смерть Ларисы Владимировны. А эта может! Поэтому и интересуется анализами? Боится и прощупывает почву? А теперь она желает стать союзницей, потому что ей мешает Виолетта. Но она ведь ещё не знает, что я проверил девчонку — и там всё нормально… Змея… Нужно за ней понаблюдать…»

И чудо здесь ни при чём…

После того, как низкий мужской голос устало выдал в трубку, что, мол, нет никаких сомнений, Марк Николаевич Войт на всех парах помчал на Фрузенскую, где находился филиал бюро судебно-медицинской экспертизы. Из аборигенов об этом мало кто знал, считая, что это обычный морг. Но им была занята лишь часть здания, хотя и большая. Постройка давно требовала ремонта, роняя на углах кирпичи, протекая крышей и благородно ржавея перекладинами. Благо дело, располагалась она, как и большинство больниц, в раскидистом парке, прячась за низкорослыми дикими яблонями и абрикосами. Марк Николаевич вскочил на разбитое временем крыльцо и потянул деревянную коричневую дверь. Она поприветствовала его скрипучей песней и открыла обонянию весь букет больничных запахов, перемешанных с едким запахом хлорки. Семён Ильич Берест шёл навстречу, стягивая резиновую перчатку, на которой Марк успел заметить светло-розовые разводы, поблёскивающие в тусклом свете коридорных ламп. Войт внутренне поморщился, а доктор будто прочёл его мысли и кисло улыбнулся:

— Прошу прощения, молодой человек, за врачебное неглиже. Не до манер и сантиментов. У меня ещё три трупа непристроенных.

Гость извинения принял, но от них стало ещё горше. Они прошли в тесный кабинет, из которого выходила ещё одна небольшая комната с малюсеньким окошком. Это была «исследовательская конторка», где творили неугомонные руки доктора со стажем, иной раз разбивая в пух и прах заключения «современных биохимических лабораторий». Семён Ильич отыскал среди разных колбочек нужную, охваченную резинкой, с помощью которой к ней крепилась бумага с результатом, и протянул посетителю.

— Возвращаю, это твоё. Вернее, судебной токсикологии. Там ей самое место.

— Ильич, ты уверен? — Марк крутил в руках стеклянный предмет, пытаясь собраться с мыслями.

— Дорогой мой, ты что, меня первый день знаешь? — мужчина добродушно похлопал его по плечу. — Если бы я не был уверен, не стал бы говорить тебе. Пойдём на улицу, там всё же свежее.

Солнце брызнуло в глаза золотом, как по команде, заставив мужчин зажмуриться. Доктор Берест вынул из кармана брюк пачку сигарет и с удовольствием закурил.

— Хорошо-то как, а, Семён Ильич? Добрую услугу тебе оказываю — хоть солнце увидишь!

— Дааа… — согласился с ним доктор.

— Сложная у вас работа.

— Как посмотреть, — улыбнулся Берест. — Патологоанатом и гинеколог после работы выходят на улицу. Патологоанатом: «Живые люди, живые люди!» Гинеколог: «Лица! лица! лица!»

— Да уж, — засмеялся Войт, — согласен, всё познаётся в сравнении! Специфический у вас юморок.

— Кстати, о специфике, — подхватил врач, и улыбка тут же улетучилась с его морщинистого лица. — В твоём образце я обнаружил, правда, не без труда, — со вздохом добавил он, — рицин. Это токсин растительного происхождения, вызывающий деструктивные и некротические изменения органов, — он говорил медленно, с расстановкой, как профессор на лекциях. — Его получают из семян клещевины, принадлежащей семейству бобовых. Так что заполучить сырье для его производства нетрудно. Такое по силам даже студенту-химику, не говоря уже о специалисте.

— Даже так! — почти воскликнул Марк.