Дети утренней звезды - Алексей Олейников Страница 16

Дженни потерла распухшую мочку уха. Зудело невыносимо. Зачем люди прокалывают себе уши добровольно? Она бы никогда на такое не согласилась. Но пришлось. Серьга в форме венецианской маски, игла которой напоена ее кровью и кровью Сары Дуглас, давала ей облик наследницы богатого американского рода темников.

Бедняжка Сара, она так хотела попасть в лагерь Альберта Фреймуса, получить путевку «в светлое будущее колдовского мира», как гласит рекламный буклет, который Дженни у нее позаимствовала. Увы, ее путешествие кончилось в терминале аэропорта Ля Бурже. Сразу по приземлении команда СВЛ изъяла ее с сопровождающими и препроводила в один из укромных схронов Магуса в предместьях Парижа. Сработали ребята чисто: раз – накрыли Кольцом Магуса коридор, где находилась Сара с охраной, два – наложили сверху светлый сон, отводя глаза людям, три – вывели из строя на пять минут камеры наблюдения, четыре – усыпили Сару с охранниками зонтом Аргуса и вынесли служебными коридорами. Зря родители Сары сэкономили и наняли для ее сопровождения обычных людей.

Команда СЛВ – это Марко, Дьюла, Рождер, Людвиг, Эдвард с Эвелиной и Джеймсом, Арвет, Тадеуш и Германика с Жозефом – все, кого она смогла вывести с Авалона. Блокаду они прошли легко, а вот Великий океан едва их не угробил. Бедный «Пересмешник», как он скрипел и вздыхал под ударами волн!

Теперь Сара под присмотром Эдварда и Дьюлы. Те выводят ее гулять, кормят три раза в день, рассказывают сказки на ночь и пишут от ее имени трогательные письма домой. Очень удачно, что в лагере Фреймуса введен запрет на все средства связи – это облегчает задачу Дженни. Через месяц Сару привезут в аэропорт, дадут вдохнуть пыльцы фей, расскажут, как было здорово в лагере, и посадят на самолет домой.

«А ведь мы поступаем жестоко, – подумала Дженни. – Она же надеялась и ждала, она так хотела попасть в этот лагерь. Я же читал ее дневник… никогда бы не подумала, что у темников такие же проблемы, что и простых людей. Родители дураки, друзья уроды, мир ужасен… Сара в затяжной депрессии. А тут еще и мы… Кошмар наяву, а не жизнь».

Дженни фыркнула и яростно потерла ухо – чесалось невыносимо. Если бы у нее были родители, она бы никогда не назвала их уродами. Даже в личном дневнике, который никто не может прочесть. Это предательство. Вот у нее только Марко – не подарок, конечно, но ему она все в лицо может сказать. Никогда бы за глаза не стала так его называть. Так что Сара заслужила то, что с ней случилось. К тому же на кону куда больше, чем разбитая надежда юной колдуньи.

«Уснули наконец?» – Дженни с трудом сдерживалась, чтобы не попросить о каком-нибудь чуде вроде внезапного усыпления всех в коттедже. Терпеливо ждала. С серьгой Арлекина нельзя было просить много и часто, артефакт был капризный, нервный, чувствительный. Личина могла исчезнуть от неосторожной просьбы, и поэтому Дженни ходила весь день по струнке, экономно используя ясный взор, да и то только тогда, когда ей нужно было что-то сказать. Все-таки возможность понимать и говорить на любом языке сильно облегчает жизнь.

«Угомонились…»

Лас лежал в ногах, она слышала мерное дыхание. Зверь, преображенный в серебристого ирбиса, спал, ожидая ее на Дороге Снов.

Замаскировать Ласа – вот была задача. Фреймус наверняка запомнил наглого рыжего фосса – спутника Дженни Далфин. Как же им быть? Серьга Арлекина была в одном экземпляре, к тому же Дженни была готова заочно отпеть любого, кто сунулся бы к фоссу с предложением «а давай-ка мы тебе слегка продырявим ухо вот этим артефактиком». Ласа перекрашивали в серебристый цвет, потом ставили пятна в художественном беспорядке, Сатырос раздобыл специальные контактные линзы для кошек, на которые Дженни со скрипом согласилась (она уже устала всем объяснять, что Лас не кошка!). Сложнее всего было с пропорциями туловища – фоссы сильно отличаются от снежных леопардов, даже карликовых, поэтому пришлось поить его специальным эликсиром, чтобы подогнать размеры примерно под леопарда.

«Только ради тебя, – сказал Лас, когда она в первый раз сунула флакон ему под нос. – Чтобы я притворялся кошкой!..»

Потом Лас ничего не говорил, только скорбно глотал эликсир. Хотя, на взгляд Дженни, из него вышел пречудесный ирбис: серебристо-снежный с дымчатыми пятнами по бокам и толстым пушистым хвостом. Серебряный ошейник с медальоном, в котором Дженни прятала Синюю печать, завершал образ.

Ее фальшивый облик тоже был интересным: высокая брюнетка, короткое каре, карие глаза, спортивная фигура. Так необычно видеть в зеркале кого-то другого.

«Теперь точно уснули…» – Дженни вытянулась, закрыла глаза, закатила их вверх, словно пытаясь заглянуть внутрь головы. Задышала медленно, расслабленно, дыхание потекло мягким потоком – от стоп через колени, живот, где теплым клубком свивался желтый огонь, выше по позвоночнику, мимо яркого пламени сердца в грудине, сквозь звонкий синий лед гортани, переносицу с горящей искрой, в фиолетовую мглу, клубящуюся в голове.

Так она видела изнутри свое тело, так она ощущала его контуры, обегала их мысленным взором и дышала, текла с дыханием все выше, к затылку, который все тяжелел и тяжелел, пока она там не собралась вся, в этой точке, едва вынося давление. И вылетела как пробка! Миг – и поток вынес ее прочь. Она склонилась над собственным телом – нет, над чужим телом, сквозь которое мерцал ее истинный облик, в бестелесном облике ее зрению открывалось больше, природа вещей раскрывалась ее взгляду, как устрица под ножом.

Меньше секунды она смотрела на дробный облик человека, погребенного в другом человеке, и отлетела – слишком необычной, слишком чуждой казалась она себе. Ее отнесло на середину комнаты, она закружилась: вот спит Виолетта Скорца в обнимку с планшетом, вот тихо дышит Мэй Вонг в цветастой пижаме с драконами. Вокруг нее сверкает пестроцветие амулетов и артефактов. Дженни подплыла ближе – и отпрянула, ощутив подобие ожога: на всех четырех ножках кровати качались бумажки с зубастыми черными иероглифами. Защитные амулеты от злых духов. И эта Вонг успела их прилепить? Надо к ней приглядеться.

– У нас дела… – напомнила рыжая фигура на подоконнике. Лас выгнул спину, потянулся. Видно было, что зверю доставляет удовольствие его подлинный облик. Фосс просочился сквозь окно и исчез.

– Зануда… – Дженни поплыла следом, прислонилась к стеклу. Оно пропустило ее почти без задержки, едва она вспомнила, что не имеет тела. Ей почудился в доме слабый шорох – но не возвращаться же из-за такой мелочи! Мыши, наверное.

Черные ели, черная трава, пробивающаяся из-под снега, сверкающие мягким серебром поляны, серые стены коттеджей. Тускло-красная черепица. Лунный свет менял мир, выворачивал наизнанку, предъявлял негатив, в котором вещи обретали иной, пугающий смысл, больший, чем тот, что вложен был в них человеком. Полная луна…

Она бежала по снегу, не поднимая и снежинки, прозрачнее ветра, скользила вперед. Впереди длинными прыжками мчался Лас, поднимался по склону к замку. Луна, безумная корова небес, лила сверху призрачное молоко. Дженни видела: в черном лесу, за приземистыми столбиками электронного забора, разгорается багровое пламя. Проклятые перевертыши, существа, созданные в насмешку над зверодушцами, рождали в лесу свой второй облик, выворачивались наизнанку, так же как Луна оборачивала своим выморочным светом все зримое. Вой плыл над лесом, низкий, горловой вой тоски и бешеной радости. Перевертыши радовались свободе, в такие ночи удесятеренная сила гуляла в них: рабы Луны, они росли и умалялись с ее жизнью.