Место для битвы - Александр Мазин Страница 16

Бледный, почти невидимый огонь, серый прозрачный дым… Некоторые видели, как на призрачных крылатых конях улетают в Ирий души героев.

Духарев призраков не видел, да и не высматривал особо. Не до того. Мучило Серегу дурное предчувствие. Нервность нездоровая. Когда за каждой полынной метелкой мерещится соглядатай, а за каждым пригорком – вражья конница. И еще в спину как будто кто-то пялится: так и хочется оглянуться. А ведь это не чащоба – степь. Простор от горизонта до горизонта. А давит так, словно в каменном мешке сидишь. Хотелось рвануть галопом: бежать, бежать, пока не поздно…

Но ехали они теперь медленно. Из раненых только Мисюрок смог сесть на коня. Остальным пришлось мастерить носилки – кожаные гамаки на жердях, уложенных на лошадиные спины. Кони с таким грузом могли идти только шагом.

Подобранный Серегой чужак за ночь отлежался, встал. Духарев распорядился выдать ему лошадь и трофейную печенежскую одежку. Оружия не давать. Мало что у чужака на уме?

Одежку чужак сразу надевать не стал: выполоскал в речке. И сам умылся. Чистоплотный. От завтрака отказался, немедленно вызвав подозрение Устаха. У многих народов так: с врагом вместе не едят. А с кем поел – того убивать нельзя. Боги не одобрят. Велено было Шуйке за чужаком приглядывать. И если что – не церемониться. Чужак, впрочем, повода для подозрений больше не давал. Тащился в хвосте, дремал, уронив поводья. Надо бы его потрясти: кто, откуда, как попал в плен? Принцип «враг твоего врага – твой друг» в степи не срабатывал. Тут все – против всех. И только твой клинок – за тебя.

Километров через двадцать речушка свернула к северу, варяги перешли ее вброд, и опять потянулся однообразный степной пейзаж: пологие холмы, прикрытые травами.

Миновали стадо могучих степных туров. Длиннорогие быки с горбатыми холками подняли головы и проводили всадников недоверчивыми взглядами.

– Э-эх! – громко вздохнул Понятко.– Какая охота!

Духарев слыхал, что степные туры еще сильней лесных, чью мощь он уже испробовал на собственных ребрах, но за все это время ему так ни разу и не пришлось поохотиться на степных быков.

– Ай да сокол молодой

Над горой летал.

Ай да белу лебедицу

Молодой искал.

Стал он с горки да на горушку

Перелетывать,

Да звал лебедушку-красуню

В муравушке поиграть…

– затянул Понятко.

У парня был звонкий и ясный голос. Ежели так случится, что в бою покалечат, может, гусляром станет. Певун с таким голосом на княжьем пиру – желанный гость. Тем более варяг…

Солнце припекало, снизу поднимался густой запах трав. Не зря поляне этот месяц травнем зовут. Варяги-северяне поснимали доспехи и стеганые подкольчужники, оставшись кто в белой льняной рубахе, кто вообще без ничего. Рассудили: ежели что – дозорные упредят. Машег (Рахуг был в передовом дозоре) поглядел на разоблачившихся с усмешкой, процедил что-то обидное. Для него градусов тридцать – это еще не жара, а так, тепленько.

Духарев тоже броню снимать не стал. С одной стороны, пример выдержки для подчиненных, с другой – все то же неясное беспокойство.

Ехал, слушал, как весельчак Понятко беседует с Машегом. О женщинах. Вернее, о том, как это печально, когда их нет. И чем их, в принципе, можно заменить. Вот те же печенеги, к примеру, они вместо баб…

Понятко, у которого всегда имелась наготове соответствующая история, рассказал, как его дальний родич был в полоне у печенегов-гилеев. Вот позвал однажды родича хан и сказал, что у его, хана, наложницы родился сын. И у сына того глаза сини. А сини глаза во всей округе только у Поняткова родича. Посему, выходит, согрешил славянин с хановой наложницей, и за то выходит ему, славянину, наказание: бить сильно, а мужские достоинства отрезать напрочь.

Родич Понятки, естественно, огорчился и задумался. А подумав, сообразил и сказал вот что: не у тебя ли, хан, в табуне родился недавно жеребенок с черной гривой?

– Было дело,– согласился хан.

– А ведь у кобыл твоих и жеребцов, у всех гривы желтые да сивые! – показал удивление родич.– Как же так?

Хан подумал немного, погладил черную бородку и молвил:

– Добро. О сыне моем боле говорить не будем. Но и ты гляди: о жеребенке никому ни слова!

Машег посмеялся вежливо, а потом сказал, что у них похожую байку рассказывают про славянского тиуна и ромея. Только там не кобыла, а коза была.

Внезапно один из дозорных, достигнув очередного взгорка, резво повернул назад. Воины встрепенулись было, но увидели, что дозорный, это был Сирка Чекан из Устахова десятка, машет пустыми руками: опасности нет.

– Ну что? – спросил Устах, когда дозорный подлетел к нему и осадил потного жеребца.

Сирка Чекан, рыжий, весь в веснушках, прибился прошлой весной. Никто в дружине его не знал, но кто и откуда – не спрашивали. Видно, что варяг, видно, что жизнью бит. Бит, да не сломан, так что к делу годится.

– Ну что?

– Дорога там,– шепелявя из-за дефицита передних зубов, сообщил дозорный.

– Соляной тракт,– сказал Машег, подъезжая к старшим.

– Куда ведет?

– К Сурожу.

– К городу?

Хузарин мотнул головой.

– К лиману, к варницам. Но к городу отвороток есть. Городок старинный, небольшой.

– Чей он? Как называется? – спросил Духарев.

– Называется Таган. По-нашему. Раньше наш городок был.

– А теперь?

– А теперь– не знаю. Его хакан Олег под себя взял и с нами договорился, чтоб соль брать по малой цене, сколько надо. А кому сейчас дань платят – не знаю. Придем – спросим.

– А печенеги там есть, как думаешь?

– Может, и есть,– ответил Машег.– Это не беда. В Саркеле тоже печенеги есть. Наемные. И угры.

– Значит, по тракту пойдем? – спросил Сергей.

– Лучше – по тракту,– ответил Машег.– На тракте спокойней.

– Почему? – Духарев эту часть Дикого Поля знал слабо. В прошлый сезон они один раз ходили от Орла [9]по Донцу почти что до упомянутого Машегом хазарского города Саркела, но обратно возвращались тем же путем и к Днепру шли не напрямик, а вдоль северских земель, высматривая для Свенельда места, где удобно ладить укрепленные городки.

– На тракте меньше грабят.

– Да ну? – Духарев скептически поднял бровь.

– Вдоль тракта истуканы языческие издревле поставлены. Кто степных богов боится,– Машег сплюнул,– тот на тракте лютовать не будет. Ну, может, возьмет немножко.

– Печенеги – тоже их боятся?

– Не знаю. У них свои демоны.– Хузарин снова сплюнул, затем добавил после паузы: – Ране этот тракт наши дозоры стерегли. Их-то поболе стереглись, чем кумиров деревянных.