Цепные псы Империи - Андрей Белянин Страница 16

Я быстро переоделся и спустился из своей спальни на первый этаж, в гостиную. Нянюшка уже была там, суетясь с завтраком так, словно бы и не ложилась.

Я вежливо поцеловал ее в щеку, отделываясь дежурными фразами на все вопросы. Как спал? Чего изволю? Останусь ли до поминок на десятый день? С моей точки зрения, все это было совершенно неважно. Я принял решение еще вчера и не намеревался от него отступать.

– Мне нужно переговорить с управляющим и старостой.

– Управляющего батюшка ваш, упокой Господь его душу, еще зимой рассчитал. За покражи и воровство бесстыжее. А староста с крестьянами на покосе занят. Да что ж тебе до них за дело-то, Мишенька?

– Еще мне нужен хороший юрист.

– Таковых у нас отродясь не бывало, – сокрушенно покачала головой нянюшка.

– Значит, найду в столице, – определился я. – Прикажите заложить коляску до Санкт-Петербурга.

– Уезжаешь, стало быть?

– Да.

– Ну, дай тебе Бог всяческого благополучия. – Она вздохнула, низко поклонилась мне в пояс.

Я хотел сказать ей, объяснить, почему не могу здесь больше оставаться, но старушка гордо поджала губки и с прямой спиной ушла на кухню. Мне не оставалось ничего, кроме как доесть свой завтрак в полном одиночестве. Потом подняться наверх, наскоро побросать свои вещи в дорожный саквояж и быстро спуститься вниз.

Серебряный браслет Цепных Псов я оставил на запястье, как память об отце. Его записную книжку сунул в карман пальто. Еще раз обвел глазами его кабинет, вздохнул, сдержал рвущуюся наружу боль и вышел на крыльцо. Меня ждали.

– Садись на Рыжика, хлопчик, – старый казак, вооруженный до зубов, подвел мне крепкого гнедого жеребца с белой полосой на умной морде. – А я на Черте поеду, все одно эта скотина только меня и слушается.

– Простите, Матвей… не знаю, как вас по отчеству. Но я прекрасно доеду сам, мне сопровождающие не нужны.

– Ну дак до столицы, конечно, и сам доскачешь, дело нехитрое, а вот кто коня обратно в усадьбу вернет?

– Я могу оставить его на любом постоялом дворе, а вы или кто-нибудь заберете проездом, когда будет удобно.

– Так мне сейчас и удобно, – нагло ухмыльнулся денщик отца, одним легким движением вспрыгивая на черного, как смоль, коня с таким злобным взглядом, что мне невольно стало не по себе.

Непременно надо поставить его на место. Не коня, разумеется. До этого дикого зверя мне дела нет, а вот господин Матвей начинает уже доставать до печенок. Я понимаю, что у них там, на Дону, или Кубани, или еще где, простые люди себя университетским образованием не мучают, но хоть какие-то правила приличия он знать обязан?!

Любой британец с детства, с молоком матери впитывает такие понятия, как такт, вежливость, деликатность и право человека на свободное пространство. Неужели столь трудно понять, что мне его настырное внимание, мягко говоря, неприятно…

– Ты чего под нос бормочешь, паря?

Я сделал вид, что не слышу его, и, вздернув подбородок, приторочил свой потертый саквояж к задней луке седла, создавая дополнительный упор для поясницы.

– Ездить-то умеешь?

Я вновь не стал унижать собственное достоинство ответами на такие вопросы. Верховая езда, бокс, гребля, стрельба, фехтование и теннис были обязательными видами спорта для любого уважающего себя джентльмена и активнейшим образом поощрялись профессорским составом Оксфорда и нашими попечителями. Тот же сэр Гамильтон в свои годы, между прочим, не боялся выходить на студенческие соревнования в боксерских перчатках или с палашом.

– Едем. – Я спокойно, пусть и без цирковых изысков, сел в седло, бросив прощальный взгляд на свой родовой дом.

Выбежавшая на крыльцо нянюшка хотела было подойти ко мне, но почему-то остановилась. Молча перекрестила меня издалека, зачем-то погрозила сухоньким кулачком ухмыляющемуся казаку и, опустив голову, вернулась в дом.

Это было как-то… не знаю, не нахожу слов. И непонятно – что ей стоило сделать шаг, обнять меня, мы же больше не увидимся. Неужели это из-за того, что я все-таки уезжаю? Но это неправильно. Нечестно. Я же объяснил ей. Она должна была понять. Это же элементарно!

Мне здесь нечего делать, мои родители мертвы, я сам здесь никому не нужен, вести размеренную помещичью жизнь я не намерен, не для этого меня отправляли в Лондон. Да я и не смог бы, если б и хотел, в конце концов, у меня филологическое образование, я пишу серьезную работу по классику английской поэзии и ничего не смыслю в земле, сельском хозяйстве, управлении поместьем. Меня не этому учили!

– Ты бы хоть вслух слова проговаривал, твое благородие? – привел меня в чувство насмешливый голос папиного денщика. – А то едешь, едешь, а губы-то шевелятся, ровно тебя башкой об Кавказский хребет с размаху шибанули. Ау-у! Я с кем сейчас разговариваю-то?

Мне пришлось призвать на помощь все свое самообладание, чтобы не послать его далеким русским матом! Поверьте, что нужных слов я достаточно наслушался в детстве от крестьянских мальчишек, и годы жизни в Великобритании этой памяти не стерли.

– Эх-ха! – громко крикнул казак, с места пуская своего вороного жеребца в галоп.

Не понимаю, как такое возможно, но этот, как его, кажется, Черт, резко взвился на дыбы, сделал длинный прыжок и за какие-то секунды ушел так далеко, что я даже не был уверен, что мой спокойный конь хоть когда-нибудь сможет его догнать.

Но тем не менее Рыжик довольно бодро потрусил вперед, перейдя на ровную рысь, не сокращая, но и не увеличивая дистанцию. Уже неплохо. Как только мы выехали на пригорок, Матвей придержал коня, а когда мы поравнялись, даже пропустил меня вперед. Ну что ж, спасибо, приятно…

Сам он ехал шагах в пяти сзади, напевая себе под нос что-то протяжное и ритмичное, под стать стуку копыт:

Казачье житье, да право лучше всего!

У казака дома чернобровочка,

Жена молодая, то винтовочка!

Отпусти, полковник, на винтовку поглядеть,

Чтоб моя винтовка чисто смазана была,

Грянем по тревоге, чтоб заряжена была!

За его плечами болталось охотничье ружье в мохнатом чехле, на поясе сверкал серебряным окладом уставной златоустовский кинжал, а на бедре покачивалась утопленная в черные ножны шашка. Очень надеюсь, что в столице его просто арестует полиция за ношение оружия в публичных местах.

Впрочем, очень скоро дорога отвлекла меня от навязчивых мыслей об этом типе. Мой конь шел хорошей уверенной рысью, словно бы отлично зная все верстовые столбы и указатели до столицы. Погода была прекрасной, солнышко ярко кувыркалось в синем небе, птицы щебетали над головой, а случайные прохожие приветствовали нас вежливыми поклонами. Мир плескался в нежности и неге.

Даже старый казак не особенно меня беспокоил, тем более что пару раз он тихо пропадал в каких-то придорожных лесочках или кустарниках. Наверное, сугубо по «личному» делу, куда, как говорится, и король ходит пешком.