Ключ власти - Александр Белаш Страница 16

— Удар будет, если одобрят расходы на космос. — Бертон задумчиво разглядывал на просвет вино в бокале. — Бюджетные средства уйдут на астролётчиков, другим учёным останутся крохи. Лучше уж ракетные войска — грозить иноверцам через океан, это не столь накладно… Мне придётся убеждать канцлера сохранить Гестель.

— Раз мы заговорили о дотациях — граф, у вас найдётся тысяч пятьдесят? Без отдачи. Отчаянно нужны деньги на экспедицию, а в академии касса пуста.

— Ваше последнее путешествие было… успешно? — спросил граф, понизив голос и наклонившись вперёд.

— Да. — Карамо выпрямился с гордостью. — Наконец-то.

— Вы нашли…

— …то, что искал. Кроме того, провёл аэрофотосъёмку на полярном побережье. Об итогах говорить рано, но на пластинках есть чёткие знаки. Руины крепостей, слишком больших для человека… Помните? я говорил, что обнаружу следы древних посещений. И даже битв. Страшно представить, какие гиганты сражались тогда, до начала времён…

— Мои поздравления, брат Турман! — Граф отсалютовал ему бокалом. — Ваши находки — наша общая радость.

— Только радость, брат мой, но ни гроша денег. Стал собирать по подписке! Изъездил пол-империи, разослал ворох телеграмм, собрал тридцать с небольшим тысяч. Взамен обязался славить в отчёте тех, кто раскошелился.

— Десять — всё, что могу выделить. Поймите, у меня школа, её надо кормить, обеспечивать… И пять от себя лично. Славить меня не надо.

— Бертон, за ваше здоровье! Вы спасаете науку…

— О, только не надо преувеличивать моих заслуг.

— …ещё я жду свидания с подземными девицами. Буквально жажду. Два-три дня бесед меня вполне устроят. Тем более сейчас вакация, ваши ученики в разгоне, а те, кто остался в Гестеле, валяют дурака и назначают друг дружке свидания.

— Ошибаетесь, они соблюдают приличия.

— А чем вы сами занимались… лет в шестнадцать?

— Был кадетом Пажеского корпуса.

— …бегали в самоволку — лакать сидр, кататься на каруселях и подмигивать девчонкам.

— Иногда, — улыбнулся Бертон. — Кавалер, давайте прогуляемся? Хочу показать вам новую лабораторию… и одну диковину.

Три недели каникул пропали без толку.

А может, наоборот, как раз прошли с большой пользой.

Почти все из пансиона, у кого были семьи, разъехались на два месяца. В Гестеле остались сироты… и те, кого домой не тянуло.

Например, старшие ребята и девчонки, которым нравилось быть вместе. Хотя порядки на вакации строгие, возможностей встречаться стало больше. Можно разбирать книги в библиотеке, подметать дорожки или помогать техникам на электростанции. Это карманные деньги. За участие в опытах во время каникул тоже платили — удобный повод отказаться от поездки домой. Мол, заработаю двадцать пять унций, часть отошлю родителям, они порадуются — и прибыток, и лишнего рта нет.

Уютный, зелёный Гестель с его аллеями, прудами и садами куда лучше шумного города с тесными улицами.

Лара твёрдо решила: «В Гаген не поеду! Не надо мне плюшек, тут булочки хорошие». Так и написала бате с мамой: «Предложили место помощницы профессора, платят полтину в день».

Какому профессору и как помогать, она умолчала. Хватит с них. Пусть ходят с письмом по соседям и хвалятся: «Вот, наша-то Лари учёная стала. У господина профессора колбы мыть будет и пинцеты подавать, когда лягушек режут».

В ответ — благословения и наставления: «Ларинка, доченька, будь прилежной, старайся. Ты из хорошей семьи, не урони себя». Заодно мама Рута выложила приходские новости: «Дочь нотариуса в актрисы сбежала, в театрах выступает. Раньше-то в церковном хоре пела, была честная девица, а теперь с большими господами водится. Даже имя своё от стыда позабыла, на афишах пишется Джани Трисильян. Мать её плачет, на отце лица нет, так изгоревался. Никогда, доченька, не верь заезжим проходимцам, не позволяй склонить себя на грех».

Вон как!.. стоило подумать о грехе, даже румянец выступил на скулах.

Ездят такие — расфуфыренные. Шляпа колесом, зонтик с кружевами, утянуты корсетом как оса, а кругом вьются греховодники. Или один, хозяин, с золотой цепочкой на жилете и сигарой в пасти.

Ей, видишь, бедно показалось жить в ремесленном приходе, идти за старшего писаря. Роскоши захотелось!..

Но когда такая краля сходит с коляски — ей ступеньку откинут, руку подадут. Перчатки — белый шёлк — по локти, на шее ожерелье в семь ниток жемчуга. Губы напомажены, щёчки напудрены, на виске мушка… у любой простой девчонки сердце надрывается от зависти.

А платье!.. от одного шороха юбок можно с ума сойти!

Чем губы кусать, глядя на модных актрис и нарядных дочек богатеев, лучше сидеть за стеной Гестеля. Тут все одного цвета, тёмной охры, никто перед другими не чванится…

«…только живём по ранжиру и врозь», — взгрустнулось Ларе.

То ли дело было летом!.. Вместе по лесу скитались, от солдат скрывались, вместе в плен попали, у Безуминки в коттедже прятались… на расстрел вместе шли! Тогда не делились, кто там благородный, кто простой. Даже Эрита, пусть и принцесса инкогнито, держалась без высокомерия — разве что самую малость.

«Ага, — неслышно зашептал бес, — и с твоим парнем обнималась-целовалась! Разлучница, ведьма летучая…»

«Кыш! — Осенившись знамением, Лара сухо плюнула в невидимого беса. — Она от смятения, в переполохе…»

Однако досада тихо жгла, язвила душу, будто кислота.

Всё, всё переменилось с лета!

Эрита, Лис и Хайта-служанка жили в особом корпусе, дворянском. У принцессы с графинькой своя дружба, не подходи. Хайту, умиляясь на её здоровый аппетит: «Ах, бедную рабыню на Ураге впроголодь держали!» — откормили будто свинку. Та и рада за обе щеки трескать. Де, у людей шахт принято на зиму жир запасать. Где стаканчик сметаны, где лишняя булочка, где марципанчик — была стройная златовласка, теперь щекастая как пупс.

Отдельное жильё заполучила и Безуминка. Стала горделива. По званию она теперь дворянка, это обязывает держать гонор, соблюдать манеры. Вдобавок позабыть не может, что была возлюбленной у принца Цереса — разве такое забудешь!..

«Одна я осталась ни при чём, — вздохнула Лара с горечью. — Вдвоём с Лаской-слепушкой… Будто мы уже не Тёмные Звёзды и не клялись: „чтобы один помогал другому, и никто никому не делал подлостей“. Правду старые солдаты говорят: „На войне в одном окопе прятались, плечом к плечу в атаку поднимались — я со штыком, его благородие с саблей… Эх, где ты, прежнее времечко!“ Может, правда домой уехать? Там все свои, все ровня…»

И понимала, что — уже не ровня. Покидала Гаген — перепуганная, сжавшаяся девчонка, отрезанный ломоть; под конвоем бабищи-охранницы уезжала в сумасшедший дом. А теперь — кадет Их Величеств, младший офицер войск связи и вообще эфирная вещунья. По-старому войти в дом не получится.