Игрушки дома Баллантайн - Анна Семироль Страница 16

Сэр Уильям долго ждет, когда Брендон продолжит, но тот молчит. Главнокомандующий поглаживает чисто выбритый подбородок, смотрит в сторону.

— Вот что… Сенатор Баллантайн, вы не оставите нас на пару минут? Или нет. Скорее, мы вас покинем. С вашего позволения. Пойдем, Брендон.

Он выходит в холл, Брендон следует за ним. В дверях Брендон оборачивается и встречается взглядом с Байроном. Сенатор Баллантайн в этот момент похож на ребенка, у которого выманили игрушку.

* * *

Они стоят у входа в танцевальный зал, отступив в тень, и Уильям Раттлер негромко рассказывает Брендону:

— Она моя младшая. Поздний ребенок, слабый, любимый. Я был против ее брака, как чувствовал. Надо было оставить ее при нас, но начались «я его люблю», истерики, протесты. И через год ей рожать. Пытались справиться втроем с мужем и акушеркой, долго не посылали за врачом. Она истекла кровью. Если бы мне сказали раньше… На пару часов! Был бы шанс.

Брендон долго смотрит в одну точку, потом спрашивает:

«Кто ее возвращал? Когда?»

— Сенатор Баллантайн, два года назад.

«Она проходила программу адаптации? Училась общению?»

— Нет. Амсленом с ней занималась мать, но дочь очень неохотно общается.

Со своего места Брендон видит только спинку кресла, уложенные в высокую прическу темные волосы и наброшенный на плечи сиреневый шифоновый шарф. Шею скрывает глухое колье, больше похожее на ошейник.

— Попробуй. Вдруг ты знаешь о ней что-то, чего не знаем мы. — Верховный главнокомандующий поворачивается к Брендону, смотрит на него с надеждой. — Я не поверил в то, что ты кукла, потому что ни в одном из перерожденных нет того, что есть в тебе. Нет искры жизни.

Брендон пожимает плечами. «Искра жизни, — думает он. — Она есть в каждом. Но не всем дано желание противостоять».

«Что она любила раньше?»

— Она божественно танцевала.

Секунда на раздумье.

«Сэр, попросите музыкантов сыграть либертанго».

Легкий поклон — и Брендон переступает порог танцевального зала. Подходит к сидящей в кресле девушке. Чуть касается руки в длинных черных перчатках. Девушка поднимает голову и смотрит на него без малейшего интереса.

«Долорес, позвольте пригласить вас на танец».

Короткий жест: «Нет». Брендон не собирается отступать.

«Я прошу только один танец. И клянусь, я вас более не побеспокою».

«Нет».

«Мне надо показать вам нечто очень важное. Для вас, Долорес».

Она колеблется. Брендон осторожно тянет ее из кресла. И она идет с ним — не из любопытства, а покорившись чужой воле.

— Танго, — говорит Брендон одними губами.

Долорес Раттлер едва заметно кивает.

Танго подхватывает их мгновенно, окутывает жаркой волной. «Читай по губам, — просит Брендон. — Смотри на меня. Слушай музыку».

Шаг — и, подчиняясь движению партнера, девушка идет следом. Шаг, еще шаг, поворот. Руки вторят губам: иди, доверяй, отрешись. Есть только музыка и цепочка шагов до следующего поворота, от которого могла бы закружиться голова, но руки держат, а музыка ведет.

Двоих. Вместе.

Дышать в унисон, поддерживать, направляя, подчиняя своим рукам. Почти касаясь губами щеки, плавно вести по залу, кружа в водовороте настоящей страсти, то отпуская, то резко привлекая к себе. Замри, Долорес, видишь — тело помнит все твои желания. Стань ближе. Доверься. Смотри, Долорес, — кружится потолок, сияют огни. Вспомни, Долорес! Что было дорого тебе — по-прежнему с тобой. Проснись, Долорес! Ты можешь танцевать. Ты чувствуешь ритм, ты помнишь этот танец, ты можешь… Танцуй. Улыбайся. Отталкивай меня. Борись. Живи.

— Мы. Не. Мертвые.

Кружится в центре зала юная пара. Бледная тоненькая девушка в летящем сиреневом платье и светловолосый юноша в строгом костюме с воротником-стойкой. Движения их потрясающе синхронны, сочетанию ленивой грации и жара страсти удивляются даже хорошие танцоры. Глаза юноши сияют, на губах девушки расцветает улыбка. Затаив дыхание, элита Нью-Кройдона наблюдает, как танцуют танго две механические куклы. Танцуют на зависть живым. Танцуют в свое удовольствие.

Байрон Баллантайн тоже смотрит. И с каждой секундой мрачнеет все сильнее. Как только смолкает музыка, он поворачивается и уходит. Весь оставшийся вечер он играет в преферанс с аристократией и изо всех сил гонит прочь из памяти взгляд Брендона, обращенный к дочери верховного главнокомандующего.

* * *

«Виктория, уезжайте…»

Она не смотрит на Брендона. Сидит на корточках, подобрав к коленям подол траурного платья, и поправляет цветы, посаженные на могиле. К пальцам прилипла грязь, тонкие стебли неразлучника льнут к теплым ладоням. Густые, остриженные до середины щек каштановые волосы перебирает слабый ветерок. Жарко.

Виктория может сидеть на солнцепеке часами. Молча, поглаживая мраморное надгробие или перебирая комочки земли. Брендону кажется, что под ее руками земля на могиле Алистера становится пуховым одеялом.

Он склоняется над женщиной, вежливо касается ладонью плеча.

— Да-да, — поспешно, словно оправдываясь, выдыхает Виктория. — Иду, Брендон.

Шелестит черная тафта юбки, играет на солнце отблесками. Миссис Баллантайн встает, поправляет платье, и Брендон снова жестикулирует, глядя ей в глаза:

«Уезжайте, Виктория».

— Ну куда я отсюда уеду? — у нее тон матери, разговаривающей с ребенком. — Тут мой дом, семья…

«Виктория, уезжайте на материк. Вы погибнете здесь».

Она не знает, что с того дня Брендон готовит еду для нее сам. Или пробует все, что приготовлено не им. Он боится. Он точно знает, от чего умер Алистер, но не может ничего доказать. И знает, что Байрон не станет делить свой трон ни с кем.

«Уезжайте. Он убьет вас, Виктория».

Она качает головой, опускает темную вуаль.

— Он мой сын, Брендон. И немного твой тоже. Кто растил его, пока Алистер был в разъездах? Но ты же его не боишься?

Брендон не отвечает. Чего бояться за себя, когда ты уже мертв?

Они медленно возвращаются к автомобилю, водитель открывает дверцу перед Викторией. Она садится, зовет к себе Брендона.

— Будь рядом. Мне так спокойнее. Ничего не случится.

Через неделю Брендон находит в ее завтраке ртуть.

«Виктория, уезжайте!!!»

Она напугана, но быстро берет себя в руки.

— Нет-нет, я поговорю с сыном, я заставлю его объясниться… Это же мой сын, мой мальчик.