Заклятие предков - Александр Прозоров Страница 16

— Поначалу племена, успевшие заселить землю, потомки первых ариев, возрадовались явлению великих исполинов, мысля их добрыми и славными, ако их предки. Люди к тому времени достигли высот безмерных в любви своей и радости. Носили они лишь ткани легчайшие, а для дел любых пользовали токмо изделия серебряные, почитая прочие металлы недостойными для взятия в руки. Они строили грады из земли и дерева, идолы вырубали токмо из самоцветов крупных и гранитов искрящихся. И обрадовались люди, что новые арии научат их новым наукам и удовольствиям. Но, вкусившие из чаши нечистых радостей, арии стали угнетать людей. Питаясь мясом человечьим, они изгоняли утробные плоды женщин для приготовления снеди. Блудно сожительствовали с родными матерями, сестрами, дочерьми, с мальчиками, животными; не уважали богов и творили всякие беззакония. И взмолились люди древним богам о милости. Явился на их призыв великий Крон и впал в ярость безмерную от увиденного. В гневе своем он раздавил гору Мира, залил ледяной водой ее останки, проклял земли сии страшным проклятием и запретил Ярилу подниматься на небо сорок раз по сорок лет.

Хозяин очага замолк, протянул руку, покачал чашу, в которой, в светло-желтой луже, плавали белые лохмотья еще не разошедшегося жира. Вздохнул.

Лепкос опять вздохнул, вынул чашу из очага, немного отпил натопившегося в ней жира.

— Снег и лед покрыли цветущие земли, — продолжил хранитель знаний. — Холод воцарился в селениях и городищах. Многие люди и арии тогда пошли вслед за скрывшимся Ярилом и теплом. Они бросили дома свои и долы как есть, не взяв в далекий путь ни котлов серебряных, ни игл и малых игрушек, ни топоров тяжелых, ни ножей вострых, уповая токмо на милость богов и мудрость колдунов. Многие служители храмов закрыли тогда свои святилища, заговорив их и спрятав сонными заклятиями. Многие хранители бросили тогда сокровищницы и отправились спасать живот свой и своих детей.

— А твои предки, Лепкос? — вежливо поинтересовался Олег.

— Мои пращуры остались, отрок, — с достоинством вскинул подбородок хранитель. — Они открыли тайну горючего камня и сохранили тепло в жилищах и знания в памяти.

— Значит, ты — потомок древних ариев? — сделал естественный вывод Середин. — А я-то думал, что арийцы белокожие и голубоглазые.

— Мы все потомки ариев в том или ином колене, — вмешался Сварослав. — Однако же хранители — потомки первых ариев, а многие иные народы — вторых ариев, прошедших все небеса и ставших злобными великанами. Великаны, затеявшие битву с богами, еще приходили сюда за знанием. И те, кто остался жив, осели в окрестных землях, смешавшись с прежними племенами человеческими.

— Отсюда же все ушли!

— Многие, — покачал головой Лепкос, — но не все. Не все предпочли сытость тела развитию духа, а теплые страны — любимой отчизне.

— И великаны ушли не все, — добавил волхв. — Мосох, сын Япета, основал свой род на нынешних землях голядских. От него ведется племя мосховитов. Ямбото остался, под руку свою род веси приняв. Черпаю остался, Селех тоже. Разошлось семя великаново по Руси, рода первых и вторых ариев меж собой смешав. Из колен первых ариев токмо хранители и уцелели.

— Городища наши далеки, места суровы. — Лепкос отпил еще немного и вернул бронзовую чашу в огонь. — Не селятся округ иные племена. Оттого и мешаться не с кем. Токмо новгородцы повадились гостевать. Серебро арийское из-под снега сбирают.

Олег молча кивнул. Все, что он услышал, можно было бы признать всего лишь одной из сказок, красивых древних легенд, если бы не один пустяк: серебро. На севере нет месторождений серебра, и тем не менее именно оно стало основной валютой в Новгороде, наложившем свою лапу на эти земли. Именно здесь зыряне, самоеды и юраки находили под ногами сотни пудов серебра в изделиях — в бусах, кубках, чашах, просто пластинах непонятного назначения. И несмотря на то, что много веков новгородцы превращали всю собранную с туземцев дань в звонкую монету, всякого серебряного добра тут сохранилось в избытке. Этого хватило, чтобы спустя десять веков наполнить коллекции и Русского музея, и Эрмитажа, и московских кладовых. Середин сам видел в музеях пластины с четкими изображениями крокодилов или целые лотки из драгоценного металла с глубокими рубцами на днище. Экскурсоводы рассказывали, что зыряне не видели ценности в найденных корытах и из поколения в поколение рубили в них капусту, или кормили оттуда скотину, пока грязную вошву не выменивал на зеркало или бусы заезжий проповедник или чинодрал.

— Арийцы имели великий рост, светящиеся мечи, кои рубили камень и железо, они могли летать и растворяться в земле. — молвил Сварослав. — Однако же тайны сии остались в сокровищницах, а сыны небес либо умерли один за другим, либо забыли древние тайны на веки вечные.

— Забыли? — приподнял брови Середин. — Интересно, а кто тогда написал только что сожженную писульку?

В хижине из сплетенных рогов повисла неловкая тишина. Сварослав взглянул на Олега с укоризной, словно это именно он нацарапал грамоту, вызывающую из недр земных глиняных чудовищ, а из водных глубин — ловких смертоносных ящериц. Лепкос снова извлек из огня чашу и сделал несколько глубоких глотков.

— Коли ты, отрок, желаешь бросить подозрение на хранителей, то знай: вот уж более двух лет и трех зим ни един путник али паломник не ступал на святые земли Дюн-Хора.

— Да мне, собственно, по барабану, — откинулся на меха ведун и закрыл глаза. — То Сварослава беспокойство. Он боится, что земли Суздальские нечисть разорит.

— Нежити не остановятся, — сухо произнес волхв. — Опосля каждого разгрома порождения колдовской хитрости не умирают. Многие погибают, но многие по земле русской разбредаются, пахарей тревожат, скотину пугают, девок забижают, детей малых топчут. Али не ты подрядился людей от пакости нечистой оборонять?

— Я и обороняю, — зевнул Олег. — Коли где увижу монгола или ящера — там и завалю. Дурное дело нехитрое. С ночницами да оборотнями и то совладать сложнее.

— Надобно не тварей земных истреблять! — повысил голос волхв. — Надобно колдуна, нечисть сию вызывающего, к ответу призвать, жало ядовитое вырвать!

— Рвите… — снова зевнул Середин, — Я ведь его не защищаю… Я ведь только на Бабу-Ягу хоть одним глазком глянуть хотел… А там и назад податься можно… Долг за мной есть для друга одного из Новгорода. Встретиться я с ним по весне обещал…

От костра веяло приятным жаром, и навстречу теплу внешнему разливалось внутреннее — от желудка. Полуторасуточный переход сказал свое последнее, самое веское слово: лежащий на мягких шкурах Олег решил ненадолго прикрыть уставшие глаза и тут же заснул.

— Он чист, но храбр. Он не имеет покровителя, но не страшится темных сил. И к тому же, Лепкос, он послан богами.

— Меня никто не посылал, — зевнул Середин и открыл глаза.

В Дюн-Хор пришел рассвет. Солнце, приподнявшись над горизонтом на высоту одноэтажного дома, пронизывало сооружение из рогов насквозь, а огонь почти погас — угли рассыпались на мелкие камушки, над которыми еле поднимались зыбкие огоньки. Двое из трех туземцев ушли, и возле очага оставались только хранитель и волхв. И сам ведун, естественно.