Когда прольется кровь - Томаш Колодзейчак Страница 16

— Кто-нибудь отправляется?

— Кажется, Рослан Ольтомарец готовит несколько телег. Если пойдешь с ними, они тебе еще и заплатят: с тобой им будет безопаснее.

— Они же пойдут по тракту, что им грозит?

— Вообще-то, ничего. Но разные слухи достигли Даборы. Отправляются Шершни. Говорят о крупном бунте на кремневых копях в Серых Горах. Множество одиноких людей и вооруженных групп могут бродить по лесам, а эти станут обдирать кого попало и где попало. Может, лучше, если б ты все-таки с кем-нибудь пошел.

— Я не боюсь.

— Это хорошо. Но они сначала убивают и только потом осматривают труп. Ну, справишься с тремя, может, с пятью. Но если десяток стрел пустят тебе в грудь, то одна-то уж попадет наверняка. Мало какая стрела может тебя убить, но все же…

— Мало какая… — повторил Ольгомар. — Не понимаю я всего этого. Когда у меня карогга в руках, я что-то чувствую, многое понимаю, но стоит ее отложить, и я снова становлюсь глупцом.

— В Гае поймешь все. Попадешь туда, коснешься руками коры деревьев и поймешь. Это просто. Все это действительно легко проникает в мысли. Лес оберегает тебя. Деревья заботятся о тебе, опекают, служат тебе. Если придется от кого-то убегать, а ты спрячешься за ствол дерева, погоня пройдет мимо. Любого другого увидят сразу, а мимо тебя в шаге пройдут и не заметят. Древко топора в руках твоего врага служит тебе, а не ему. Конечно, он наносит удары, но острие топора не коснется твоего тела. Деревянное топорище отклонит его руку. Но если против тебя выйдут трое рубак, ты погибнешь. Трудно все это объяснить. Доберешься до Гая поймешь…

— Лист…

— Да, ты получишь предначертание, как я его получил.

Дорон задумался.

Предначертание. Тогда, много лет назад, он положил в Гае свою кароггу у стоп Дуба и три листа Гиганта упали на землю. Они плавно плыли над головами Дорона и Пестуньи, медленно, благородно, трижды облетели дерево, прежде чем коснулись земли. Пестунья подняла их и показала Дорону. Они были засохшие. Засох и листок на Дороновой карогге, превратившись в каплю застывшей крови.

Пестунья объяснила ему, что это значит.

Три листа — три священные птицы Даборы. Лист с карогги — он сам.

Следующую ночь он провел в Гае, кружа меж Священных Деревьев и стараясь понять предначертание. Под утро его сморил короткий сон. Однако он не запомнил ничего, кроме слов предначертания, гудящих в мозгу, словно горное эхо:

Пока жив будешь ты, избранник Древ Святых,

Жив будет Афра, бан, владыка душ живых,

Даборы властелин, но не Лесистых Гор…

И не подвластен Круг ему с прадавних пор…

Но если ты свою прольешь на камень кровь,

То знай: он в Тень уйдет и не вернется вновь.

Объяснить предначертание было легко. Пока он, Дорон, жив, жив и Пенге Афра, хозяин Даборы, но не властелин Круга Мха, священного Круга Лесистых Гор. После победоносной войны Гнездо оградило Круг Шершнями и не допускало в него истинных владельцев — обитателей Лесистых Гор. Уже десятки поколений сила Круга служила Городу Ос и Матерям, поддерживая могущество Черной Владычицы.

Двадцать четыре года минуло с того дня, когда Дорон выслушал предначертание. Тогда он поклялся, что никогда не вступит в бой, не погрузится в воду глубже, чем до пояса, не спустится в шахту и не выйдет охотиться на крупного опасного зверя. Он должен избегать любых опасностей — ведь его судьба сплелась с судьбой Пенге Афры. Какие знамения дадут Священные Деревья Ольгомару? В чем тайная причина того, что Гай позволил двум своим слугам жить одновременно на земле и в качестве места их рождения и встречи назначил Лесистые Горы?

Ведь именно на Земле Ос росли Деревья. Именно в Гнезде живут рожденные на камнях Круга люди, отмеченные Землей Родительницей. Там жили Благородные из великих и могущественных родов. Под спины рождающих их матерей подкладывали горсть земли не только из Круга Земли Ос, и не только из краев, подчиненных Шершням, таких, как Лесистые Горы, Марке-Диб или Долина Медведей. Ведь Аталл Ловец Земель отправлялся в места настолько удаленные, что никто, кроме него и его предков, никогда туда не добирался. Он привозил мешочки с землей из кругов, даже названий которых не знал никто. И горсть Земли Родительницы, подложенная под спины рожениц, передавала новорожденным силу и мощь тех дальних кругов. Ну и что? Хоть кто-нибудь из этих людей мог сравниться с ним, Листом, был сильнее его? Разве что Матери, Ловец Земель, Пестунья да Придающий Форму. В Лесистых Горах не было никого, кто обладал хотя бы частицей той силы, что даровали ему Деревья. Даже бан…

Поэтому он относился к людям так же, как взрослый человек относится к играющим детям. Так и жил. Они не понимали его, его не занимали их беды. Он стоял над людьми, над законами и обычаями, но за эту свободу платил во сто крат более горькой неволей — одиночеством. И вот теперь родился брат. Их соединило родство более сильное, нежели кровные узы, союз бортников или закон дружбы. Каждый, поднявший руку на Ольгомара, становился врагом Дорона, любая нанесенная Ольгомару обида была бы отмщена Дороном. Они были Листья.

* * *

— Его схватили и потащили в Горчем. Уж там-то им займутся. — Горада пересказывала Магверу услышанное на рынке. — Надо ж быть таким глупцом держать это дома. Уж лучше себе самому башку отрезать.

— Наверняка. — Магвер покачал головой. Горада продолжала плести что-то дальше, в основном о Белом Когте, самом известном из Шепчущих. Белый Коготь действовал на юге Лесистых Гор, не только обучая, но и нападая с оружием в руках на бановых сборщиков. Бывало, выступал и против ольтомарских наемников, служивших Городу Ос, а однажды случилось, что его солдаты дрались с Гвардией. Средь людей он слыл героем, величайшим из Шепчущих. О нем пели песни и слагали волшебные сказки.

— И это наверняка был скорняк?

— Оленник, его взяли.

Магвер не знал, кто готовил им беличьи хвосты. Конечно, он уже не раз задумывался над этим, но охотник на оленей Корфан никак для такой опасной работы, по мнению Магвера, не подходил.

И теперь, когда группы городовых рассыпались по улицам Даборы, когда по городу кружил человек, знавший его, Магвера, в лицо, когда в бановом узилище сидел мужчина, который тоже мог много знать о делах Шепчущего, Магвер ощутил страх. Этот страх, вначале более легкий, нежели касание крыла бабочки, постепенно заполнял все мысли. Магвер боялся.

* * *

— Дети, господин, — Салот аж дрожал от злости, — глупые дети. Знаешь, господин, как у них порой в животе что-то переворачивается, впрочем, у молодых никогда особого-то ума в пузе не сидело. Частенько этак играют, лепят шарики из грязи и навоза и забрасывают городовых, или попрошаек, или тех, кто им просто не понравится. Наверное, уже не раз за это порку получали, но разве этакого сопляка успокоишь?.. Ну а теперь забросали тех резников. Откуда им было знать, что те по кровь шли…

— Родители должны лучше присматривать за младшими; теперь пусть сами себя благодарят, — спокойно ответил Дорон.