Слуги тьмы - Элен Варрон Страница 16

Даниэль разделся, задул пламя жирового светильника, улегся — и через несколько минут уже чутко, вполглаза, спал.

С рассветом он был на ногах. Написал записку отцу, завернул ее в белую тряпицу, а тряпицу привязал Сат Ашу на рог. Старый лорс был возмущен бесцеремонностью хозяина, и пастуху пришлось долго его убеждать, подкрепляя уговоры кусками кленового сахара. Наконец Серый Ветер смирился с повязкой на роге, однако ни в какую не желал оставлять хозяина одного и бежать в поселок. Даниэль уже отчаялся его отослать, когда старик все же уступил и нехотя, то и дело оглядываясь, потрусил через площадку к тропе в Атабаск.

Даниэль дождался, пока стихнет топот копыт, вывел из загона Одживея и оседлал. Молодому лорсу случалось ходить под седлом, однако он полагал это занятие ниже своего достоинства; за ним был нужен глаз да глаз. Пастух ни за что не сменял бы на него верного Сат Аша, если бы Ноги Как Дуб был способен самостоятельно добраться в Атабаск. Увы — что нет — то нет, помощь приведет только Сат Аш. Даниэль перевел в соседнюю часть загона оставшихся без самца лорсих с двумя лорсятами, запустил к ним Сильвера, строго прикрикнул на пса, который тут же вздумал выскочить и бежать за хозяином:

— Сторожи! Смотри у меня!

Пес покорился, но положил морду на нижнее бревно загородки и провожал пастуха тоскливыми глазами. В последний раз проверив лук, колчан со стрелами, меч и добрый охотничий нож — до чего кстати пришлись бы пороховые гранаты, которых нет, — Даниэль забрался в седло и направил лорса в заросли.

По-хорошему, надо было бы идти пешком и вести Одживея в поводу, но нельзя. Стоит начать с этого путешествие, и молодой стервец вообразит, будто так и надо, и тогда уже никакими силами его не заставишь нести хозяина на спине. Поэтому Даниэль сдерживал нетерпеливого лорса, нагнувшись вперед, внимательно рассматривая землю. Она была засыпана слоем темных прошлогодних листьев вперемешку с хвоей, тут и там торчали зеленые мшистые кочки. Один раз промелькнула, извиваясь, восковница — тонкая желтая змейка, от укуса которой рука или нога человека темнела, становилась похожа на восковую, а через несколько часов мясо начинало разлагаться и отслаиваться от костей.

— А вот то, что мы ищем, — проговорил Даниэль вполголоса, заметив на сучке у самой земли клок бурой шерсти. — Здесь Ревуны ползли на брюхе… либо лежали в засаде, верно?

Лорс принюхался к шерсти и всхрапнул, вздыбил черную гриву. Ударил копытом, вмял грязный клочок в бурые листья.

— Так его, — одобрительно кивнул пастух. — А теперь ищи. Ищи большую шерсть. Где она?

Одживей свирепо раздул ноздри. Он хорошо помнил запах лемутов — запах смерти. Даниэль сосредоточился и попытался передать лорсу мысленную картинку Волосатых Ревунов, которые вчера погубили лорсенка. Сат Аш сразу бы понял, что от него требуется; а Одживей только храпел и кружил на месте, бил копытами.

— Бестолочь, — в сердцах сказал пастух в конце концов. — А ну, пошел!

Злобно фыркнув, лорс устремился вперед. Он с таким хрустом проламывался сквозь заросли ольхи, что Даниэлю пришлось его придержать. Какой смысл разносить весть о своем появлении по всему лесу?

Ноги Как Дуб злился, пастух это отлично чувствовал. Того и гляди, вздумает сбросить седока да удрать. Паршивец. Даниэль крепко сжал коленями мохнатые бока лорса, попытался подавить собственное раздражение и успокоить Одживея. И тут в его сознание проникло ощущение глухой ненависти. Чужой ненависти, не лорса. «Пошел!» — он хлестнул поводьями. Поздно.

Что-то тяжко упало Одживею на круп у пастуха за спиной. Волосатая рука пережала горло, другая рука притиснула руки к бокам. Лорс с ревом взвился на дыбы, прошелся на задних ногах.

Даниэль чудом удержался в седле; Ревун повис у него на шее. Одживей бешено ударил крупом, снова поднялся на дыбы, упал на передние ноги, сделал неимоверный скачок. Даниэль мертвой хваткой вцепился в поводья, крепче уперся ногами в стремена. Дышать было нечем, в глазах темнело. Новый прыжок Одживея, удар… Лемут свалился с лорса и потащил за собой пастуха.

«Одживей! — мысленно крикнул Даниэль. — Кусай!» То ли Ноги Как Дуб его понял, то ли сам догадался — только он изогнулся, оскалясь, а Ревун издал хриплый вой, и его могучие руки разжались.

Даниэль упал грудью на шею лорса, обхватил ее, переводя дух. Одживей с визгом топтал на земле что-то мягкое. Едва придя в себя, Даниэль выхватил меч, огляделся. Никого. Прыгнувший с ветки лемут был один? Наблюдатель?

Кажется, и впрямь один. Даниэль испытал краткое раскаяние: Одживей давал понять, что неподалеку притаилась эта нечисть — а пастух вообразил, будто лорс бесится от дурацкого недовольства.

— Ну, парень, извини, — он потрепал храпящего лорса по гриве. — Двигаем дальше.

Оставив растоптанного Ревуна, Одживей с достоинством пошагал через лес. Временами он поворачивал голову, посматривал на хозяина — и Даниэль мог бы поклясться, что темные глаза зверя блестят лукавством.

— Ищи большую шерсть. Большую вонючую шерсть, — говорил пастух лорсу, а сам с беспокойством думал, как бы шерсть опять не сыскала их раньше, чем они — ее.

Ощущая тревогу хозяина, Одживей преисполнился осторожности и ступал тихо, точно тень. Даниэль весь обратился в мысленный «слух». Право же, досадно, что в свое время не остался в Аббатстве, не стал развивать ценные способности. Сейчас бы они ох как пригодились…

— Стой, — шепнул он еле слышно, и лорс замер. Только уши чуть шевелились, да трепетали ноздри.

Вот опять: знакомый крик-плач. Вернее, стон несчастного, полуживого существа. Где-то впереди и слева, в сторону от реки.

— Пошел, — шепотом велел пастух. Не хотелось без крайней нужды пользоваться мысленным общением. Мысль — не голос, летит далеко; и уж если лорс ее поймет, то слуги Нечистого — тем паче.

Он сделал большой крюк и с подветренной стороны подобрался к тому месту, откуда, как ему казалось, донесся крик. Никого. Однако лорс фыркал и тревожно косился по сторонам; несомненно, кто-то здесь побывал совсем недавно. Даниэль тоже как будто ощущал мерзкий запашок, оставшийся после лемутов. Они убрались и увели с собой беспомощного пленника? Не двинулись бы к загону, чтобы снова кого-нибудь украсть!..

Крик — совсем в другой стороне, в глубине леса. Болезненный, жалобный. У Даниэля сжалось сердце. Наверно, Элисия тоже звала его, когда бежала по тропе, а следом рысили созванные колдунами волки…

Пастуха осенила новая мысль. Сердце гулко стукнуло и быстро заколотилось. Его заманивают все глубже в лес — а он, как последний дурак, готов сунуться прямиком в объятия лемутов, рискуя собственной шкурой и Одживеем… и лорсами в загоне, и Сильвером. Поистине идиотская затея.

Даниэль повернул назад. Нечистый разберет, что мерзким тварям тут понадобилось, но они явно караулят и хотят покрасть пастухово зверье. Ну уж нет, на эту удочку не поймают!

Гори они синим огнем, эти вопли; лучше охранять загон. Крик. Горестный плач. Даниэль остановил лорса. Мрачно посидел в седле, бездумно разглядывая мягкие, только-только отрастающие рожки Одживея.