За гранью снов - Нина Кирики Хоффман Страница 16

— Проигрыватель, шмоигрыватель, — проворчала миссис Хопкинс. — Мальчик сам устроил весь этот шум на пианино.

«Кто все эти люди?»

«Это соседи».

— Уважаемая леди, никто не может извлекать такие звуки из обычного пианино, — сказал мистер Марино.

— Может быть, он подключил синтезатор, — предположила миссис Хопкинс. Она наклонилась и заглянула под клавиатуру. — Наверняка. Хотя здесь ее нет. Джулио?

— Да?

— Как ты все это сделал? — Она подняла крышку пианино и уставилась на струны. — Где синтезатор?

— Должен признать, что мне, как ни странно, хочется услышать конец пьесы, — сказал мистер Марино и направился к маленькому магнитофону, который мама подарила Джулио на шестнадцатилетие, больше года назад. — Кто дирижировал? — спросил он, открывая крышку. Уставившись в пустой магнитофон, он недоуменно спросил. — Как? Так там не было пленки?

— А я что вам говорила? Это мальчик сам, — сказала миссис Хопкинс. — Почему вы никогда меня не слушаете, Эмиль?

— У нас что, вечеринка? — спросил чей-то новый голос.

Джулио взглянул в сторону двери. Там стояла маленькая смуглая женщина, державшая огромные сумки с продуктами.

«А это кто?»

«Моя мама».

«Мама?» Кто-то, не он сам, стал ворошить воспоминания. «А, мама». Джулио поймал себя на том, что смотрит на свою мать с каким-то незнакомым ему чувством влечения и страстного желания.

«Наверное», — подумал Джулио. Лет с двенадцати он сторонился объятий, стеснялся их. Но время от времени, когда никто не видел, он мог постоять спокойно и дать себя обнять. Сейчас он встал и направился к двери.

— Мам, давай я возьму сумки.

«А что это такое?» — спросил чужак внутри, уставившись на покупки.

«Еда».

«Еда? Расскажи мне. Покажи. Дотронься до нее. Сейчас».

«Прекрати это».

Джулио забрал сетки у матери.

— Еще в машине остались, — сказала она. — Так у нас вечеринка?

— Похоже, ты как раз закупила все для вечеринки, — сказал Джулио.

— Конечно. Я же готовлю угощение на завтрашний день рождения у Ларсенов. А ты мне помогаешь, не забыл?

Ах да, он и забыл, что взялся за эту работу. А как же встреча в зачарованном доме?

— Джулио? — одновременно сказали миссис Хопкинс и мистер Марино.

— Что ты натворил на этот раз? — спросила мама.

— Я играл на пианино слишком громко. Я увлекся на минутку, вот и все, — ответил Джулио. Он прошел в кухню, поставил сумки на стол и вернулся.

— Ничего страшного, — сказал мистер Марино. — Но теперь ты должен доиграть до конца.

— Мне надо сходить за сумками, — ответил Джулио, протискиваясь мимо него.

В дверях он задержался и крепко обнял мать. Через мгновение ее оцепенение прошло, и она тоже обняла его. От нее так вкусно пахло яблочным шампунем, кулинарными запахами и каким-то собственным пряным ароматом. И в самой форме объятий было что-то, чего он раньше не замечал, какое-то сложное уравнение, которое знал тот чужак внутри него. Оно промелькнуло у него в голове, но исчезло, прежде чем он успел уловить его. Ему хотелось стоять так и обниматься с матерью час, два, но он сделал над собой усилие и выпустил ее.

— О, Джулио, — пробормотала она, вопросительно заглядывая в глаза.

— Эй, парень, давай-ка, возвращайся и покажи, что ты делал! — сказал мистер Марино.

— Продукты могут растаять, — ответил Джулио. Он проскользнул мимо матери и кинулся вниз по лестнице. Он надеялся, что к тому времени, как он вернется, соседи уже уйдут.

«Что это ты делал? И вообще, кто ты такой?»

«Кто я?» — спросил голос сам себя, пока Джулио доставал сумки из багажника машины. «Уже не тот, кем был, — решил он. — А что это за запах?»

Джулио поставил сумки на землю и достал из одной из них грейпфрут.

«Это — …» — Джулио надкусил корку и взвыл от горького вкуса и брызнувшего кислого сока.

«Прекрати!»

«Но он так вкусно пах», — жалобно отозвался голос.

«Не делай больше ничего, не спрося разрешения!»

— Джулио? — мама положила руку ему на плечо. — С кем это ты разговариваешь? С тобой все в порядке?

— Нет, — ответил он, а голос в это время сказал: «Ее рука такая теплая и мягкая. Ах…»

Джулио продолжал:

— Со мной сегодня кое-что случилось, и теперь я сам не свой.

— Не хочешь рассказать мне?

Из них четверых, приходящих в зачарованный дом, только Джулио рассказывал матери о призраке и магии. Она волновалась за него и за Сьюзен. Джулио не был уверен, что мать верила тому, что он говорил, но она ни разу не усомнилась вслух и не возразила. Она говорила, что ей приятно, что он посвящает ее во все это. И что бы они ни делали, раз это облегчает жизнь Сьюзен и вроде бы не вредит Джулио, то она не имеет ничего против.

— Наверное, хочу, — неуверенно сказал Джулио. Ах, если бы он знал, кто у него там внутри, и чего он хочет.

— Давай отнесем сумки наверх. Я купила мороженое для пунша с колой. Надо положить его в морозилку. — Она взяла одну сумку, он подхватил остальные.

Миссис Хопкинс все еще не ушла. Она стояла, скрестив руки на груди. Когда они вошли, она сказала, хмурясь:

— Я хочу, чтобы мне объяснили.

— Джорджия, нам и вправду надо вместе заняться ужином. Давай поговорим об этом в другой раз, — сказала мама Джулио.

— Хуанита, я знаю, какая ты скользкая. Если я сейчас отступлюсь, то уже никогда не узнаю, что происходит.

— Как ты можешь так говорить!

— Сколько раз мы уже заговаривали об этом? Перестань уклоняться от разговора, Хуанита. Скажи мне сейчас.

— Как я тебе расскажу, если сама еще не знаю, что происходит? Иди домой, Джорджия. И вообще, мне кажется, что тебе лучше этого не знать.

Миссис Хопкинс еще больше нахмурилась, потом что-то пробормотала и, хмыкнув, удалилась.

«Соседи? Соседи — это хорошо?»

«Иногда», — подумал Джулио. Большинство жильцов их дома были пенсионерами. Миссис Хопкинс раньше присматривала за Джулио до возвращения матери с работы. Она давала Джулио первые уроки игры на пианино. Мистер Марино позволял ему играть со своими кошками, давал почитать книги и учил играть в шахматы и покер. Остальные жильцы тоже помогали ему, учили его, угощали газировкой летом и горячим шоколадом зимой. Они давали ему работу: посылали в магазин за продуктами, платили за то, что он ухаживал за цветами и кошками, пока они бывали в отъезде. Он любил их всех и был счастлив жить рядом с ними. Вот только никто из них не выносил шума.